Метафи́зика причи́нности, раздел метафизики, к которому относятся вопросы о природе причинно-следственных связей. Основной вопрос метафизики причинности – это вопрос о её природе: что есть причинно-следственная (каузальная) связь, как её отличать от других отношений и где её границы, фундаментальна она или редуцируема к чему-либо ещё. Этот вопрос может рассматриваться не только в онтологическом, но и в семантическом аспекте: что мы называем причиной, сводимы ли высказывания о причинах к другим высказываниям и т. д. Метафизический аспект рассмотрения причинности тесно связан с эпистемологическим вопросом о познаваемости отдельных причин и самого отношения причинности: как мы узнаём о причинно-следственных связях, можем ли мы делать вывод о необходимости каких-то связей из опыта, непосредственно ли эти связи нам даны или нет.

В неявной форме вопрос о причинности интересовал человечество с самого начала истории философии. В самых ранних своих проявлениях он заключался лишь в поиске конкретных причин существования вещей и всего мира. Потребовалось время, чтобы обратить внимание на причинность как таковую, задуматься о классификации причин и установить тесную связь причинности с научным познанием. Систематически о причинности применительно к философскому познанию и научным исследованиям впервые начал говорить Аристотель. Он же впервые подробно рассмотрел четыре разновидности причин: материальную причину – то, из чего состоит вещь; формальную причину – то, что из себя представляет эта вещь, её сущность; действующую причину – то, что является источником изменений; и конечную причину – то, что соответствует цели (Аристотель. 1976). Эту точку зрения от большинства современных взглядов на причинность отличает каузальный плюрализм, т. е. идея независимого существования нескольких связанных друг с другом причин. Современный взгляд на причинность в большинстве случаев рассматривает только одну общую разновидность причины. Однако выбор в пользу каузального монизма далеко не очевиден даже в настоящее время (Cartwright. 2007) и неоднократно оспаривался на протяжении истории. Долгое время после Аристотеля философия и наука руководствовались плюралистическим взглядом на причинность. В частности, аристотелевская физика, господствовавшая в средневековой науке, была тесным образом связана со сложной классификацией причин и движений.

Ситуация начала изменяться уже в Средневековье с развитием номиналистического направления в философии, отвергавшего реальное существование видов. Одним из примеров таких изменений являются представления средневековых номиналистов о восприятии. Например, номиналисты У. Оккам, Иоанн Дунс Скотт, отрицая существование видов, описывали восприятие как отношение между воспринимающим и воспринимаемым или как воздействие объекта на расстоянии. Одним из вариантов детализации такого описания в дальнейшем стало материалистическое объяснение восприятия, унаследованное от Р. Декарта и Эпикура. Оно набирало популярность в связи с появлением новых подходов и методов в физической науке. Однако основные изменения в этом направлении, ознаменовавшие практически полный отказ от классического взгляда на причинность в науке, стали происходить в Новое время, в первую очередь в связи с философскими и научными изысканиями Г. Галилея и Р. Декарта. Наряду со множеством отличий в понимании естественных законов и движения, позиция Декарта отличалась также и в отношении причинности. Для Аристотеля материя существует во множестве форм, каждая из которых играет свою роль, существует по своим внутренним законам и вносит каузальный вклад в события окружающего мира. Декарт, вслед за Галилеем, пытается устранить базовые различия между разными частями материи и сводит всё к механическим движениям и способу организации материи. В связи с этим происходит отказ от каузального плюрализма. Отказавшись от дополнительных причин, Декарт также отказался от разделения на естественные причины и противоестественные, что было существенным для предшествующих ему философии и науки (Bennett. 2001).

Особой критике у Декарта подвергается идея конечной причины как избыточной. Средневековый номинализм никогда не приходил к полному отказу от конечных причин, даже при наличии сомнения в обоснованности этой концепции. Объяснение будущих событий исключительно через предшествующие по времени причины тесным образом связано с поисками предсказательной силы в науке Нового времени. Способность предсказать событие B после того, как произошло событие A, – это цель, к которой стремилась наука. И хотя позиция Декарта была далека от совершенства в этом отношении, развитие его идей всё больше приближало науку к реализации этой цели. Однако из самого факта, что мы ожидаем последствие B после того, как обнаружена причина A, возникает вопрос: какого рода отношение связывает эти два события. Если речь идёт о жёстких законах природы, как полагали Галилей, Декарт и их последователи, то такие события должны происходить с необходимостью. В особенности если речь идёт о рационалистической позиции.

Вскоре после начала этих преобразований в науке и философии Нового времени Д. Юм подверг идею причинности обстоятельной критике. Его исследования стали началом рассмотрения эпистемологической проблематики в новоевропейской философии, поскольку он предложил ряд скептических тезисов в отношении обыденного анализа причинности и возможности познания причинно-следственных связей. Юм утверждал, что логическая необходимость при анализе естественных событий отсутствует, поскольку нет никакого логического противоречия в том, что ожидаемое естественное событие не наступит. Солнце может не взойти на востоке, брошенный вверх камень может не упасть вниз. Однако если это не логическая необходимость, то о какой необходимости может идти речь? Если мы отвергаем рационалистический подход, то возникает вопрос: можем ли мы вывести необходимость с помощью разума из самого опыта, как это полагал, например, И. Ньютон (Broadbent A. Causation // Internet Encyclopedia of Philosophy)? Если наступление события B после события A происходит в первый раз, то мы не можем говорить о наличии причинно-следственной связи, поскольку мы не наблюдаем её в данном отдельном случае. Более того, в отдельно взятом случае мы не в состоянии отличить единичное событие от случайного совпадения последовательностей. Однако Юм идёт в своём скептическом анализе ещё дальше и утверждает, что даже если у нас есть значительное количество случаев, когда за событием A следует событие B, то мы всё ещё не можем с необходимостью утверждать, что следующее событие A повлечёт событие B, поскольку в цепочке таких событий всегда возможно изменение закономерности. И даже если сама каузальная связь реальна и необходима, то всё, что мы можем наблюдать, – это регулярность, корреляцию между разными случаями, возникающую вследствие повторения событий типа A и следующих за этим повторений событий типа B. Юм объясняет сложившейся привычкой мышления нашу склонность приписывать каузальным связям характер необходимых. Лишь в силу того, что мы анализируем закономерности таким образом, как будто за ними стоит необходимая связь, мы делаем вывод о существовании таких связей (Юм. 1996).

Дальнейший анализ каузальных связей в аналитической традиции в основном складывался из попыток разных исследователей ответить на аргументацию Юма либо развить его идеи.

Если двигаться по первому пути, то можно предпочесть один из следующих вариантов. Во-первых, можно усомниться в том, что мы не ощущаем необходимую связь между причиной и следствием. Примером такого ощущения можно считать наше собственное воздействие на какой-либо объект или непосредственное воздействие объекта на нас. Например, когда мы толкаем тяжёлый предмет вперёд, мы ощущаем это воздействие. Кроме того, с точки зрения некоторых авторов (Anscombe. 1993; Strawson. 1985; Armstrong. 1997) мы хорошо выделяем причинно-следственные связи в окружающем мире, даже если иногда это происходит ошибочно. Сторонники этой линии рассуждений чаще всего отмечают, что каузальные связи следует понимать не как законы или обобщения множества аналогичных отношений, а именно как неанализируемые частные случаи связи. При этом некоторые авторы (Eells. 1991; Salmon. 1998; Suppes. 1970) соглашаются с тем, что мы не ощущаем необходимой связи, а ощущаем лишь вклад причины в увеличение вероятности следствия. Критика идеи необходимой связи в сочетании с некоторыми выводами из квантовой физики даёт начало вероятностной теории каузальных связей. Однако против вероятностного подхода есть серьёзные возражения, поскольку не всегда увеличение количества причин соответствует увеличению вероятности, и наоборот. Примером служит проблема упреждения, когда два события, делающие общий вклад в увеличение вероятности, начинают конкурировать и в итоге могут уменьшать вероятность наступления последствия (Menzies. 1989). Во-вторых, можно привести возражения к идее сводить каузацию к корреляции, поскольку каузация имеет определённое направление от причины к следствию, а у корреляции, т. е. отношения между случаями причинно-следственной связи, нет такого направления. Кроме того, такая корреляция не предполагает сама по себе каких-то жёстких связей между случаями, это всего лишь сходство между ситуациями, поэтому непонятно, каким образом она может быть объективной. Регулярность, в результате которой возникает эта корреляция, как кажется, сама должна находить объяснение в каких-то иных законах, а в данном случае она сама является объяснением. В-третьих, самые серьёзные возражения касаются того, является ли регулярность необходимой и достаточной для каузации. Это означает, что во всех случаях, когда имеется регулярность, должна иметь место и каузация, и если имеет место каузация, то должна иметь место и регулярность. В противном случае мы не можем говорить, что каузация – это регулярность. На третью группу возражений могут быть приведены вполне убедительные контраргументы. Если мы чётко определим, что только законы природы обладают каузальной силой, то в тех случаях, когда мы имеем регулярность без каузации, это просто случайная последовательность событий, а не закон природы, а когда мы имеем каузацию без регулярности, это означает, что наблюдаемая причина – это только часть общей причины и оставшиеся причины нам ещё предстоит узнать.

Из попыток ответить на эти критические аргументы выстраивается вторая линия реакции на аргументацию Юма. Дж. С. Милль, развивая теорию Юма, придерживался точки зрения, что причиной мы всегда называем лишь часть полноценной причины (Милль. 2011). Дж. Маки сформулировал идею такой частичной причины как особой связи между условием и следствием, которое имеет место, если и только если эта причина недостаточная, но необходимая часть не необходимого, но достаточного условия следствия. Примером может служить следующее описание: искра – это необходимое условие для разжигания огня, однако не достаточное (потому что с одной искрой огонь невозможно развести, но и без искры его развести не получится), а совокупность причин искра + сено + топливо – это достаточная причина, но не необходимая (поскольку не необходимо, чтобы огонь был вызван именно этими причинами, причины могут быть и другими, но если они есть, то они вызывают разжигание огня). Общая современная формулировка причины в рамках теории регулярности звучит следующим образом: событие A – это причина события B, если и только если в некий момент времени t, наступивший раньше, чем наступает событие B, событие A принадлежало к множеству событий, имевших место в момент времени t, и это множество событий не-чрезмерно достаточно для наступления события B (Mackie. 1974).

Озвученная выше интерпретация Юма предполагает, что он является номиналистом в отношении индивидуальных каузальных связей: они являются лишь видимостью, а в действительности сводятся к регулярностям. Позиция Юма при детальном рассмотрении, однако, допускает и другую, а именно реалистическую интерпретацию. По крайней мере, так считают Г. Стросон и ряд его сторонников, которые соглашаются с тем, что Юм полагал, что мы не наблюдаем необходимые каузальные связи, однако не считают, что Юм из этого делал вывод, что такие связи не существуют (Strawson. 1989). Это два различных утверждения, первое касается наших познавательных способностей, а второе – реального существования каузации. Напротив, Юм допускает, что каузация может быть чем-то большим, чем регулярность (силой или необходимой связью), однако не обнаруживает для этого подтверждений. Такая теория называется скептическим реализмом в отношении каузаций, кроме того, её можно назвать теорией индивидуальных связей. Основные положения такой теории следующие. Во-первых, она предполагает нередуктивное объяснение каузации, поскольку каузация – это реальное отношение между двумя индивидуальными событиями. Во-вторых, каузация присутствует в единичном, индивидуальном случае, а поэтому является внутренним отношением между событиями, т. к. не зависит от повторения (регулярности). Стросон полагает, что, характеризуя приписывание каузальным связям необходимости как привычку нашего ума, Юм не хотел отказаться от идеи необходимой связи, а имел в виду, что идея необходимой связи – это теоретическая идея, т. е. это идея о том, что лежит за наблюдаемыми явлениями. В этом случае мы можем говорить о нередуктивной теории необходимых связей.

Многие философы, признающие возможность реального существования каузальной связи, полагают, что мы можем эмпирически обнаружить то, что реализует каузацию в нашем мире (Fair. 1979; Castañeda. 1984; Salmon. 1998; Dowe. 2000). В природе с точки зрения этих подходов каузации соответствует какой-то естественный процесс, который, однако, не является сущностью каузации. Например, это может быть специфический физический процесс, за счёт которого происходит физическое взаимодействие (Dowe. 2000) или же процесс перетока энергии (Fair. 1979). Однако описание каузальности как реальной процессуальной связи сталкивается как минимум с двумя существенными проблемами. Во-первых, это проблема каузации через разъединение (disconnection): можно заметить, что как минимум часть каузальных связей можно свести к ситуации разрыва связи, а не её установления (Schaffer. 2000). Во-вторых, это проблема наличия в таких процессах множества физических связей и подпроцессов, которые, однако, исключаются из описания причинности, поскольку являются излишними (Dowe. 2000).

Некоторые подходы к анализу каузаций лишь отчасти полемизируют или соглашаются с Юмом, предлагая при этом совершенно иной подход. Один из таких подходов появился в 20 в. и называется контрфактической теорией каузации, одним из родоначальников которой является Д. К. Льюис (Lewis. 1973). В этой теории используется сослагательное, условное наклонение (subjunctive conditional), а именно контрфактическое условное высказывание (высказывание типа «если бы A, то B», где A является контрфактическим утверждением). Включая в рассмотрение всё поле возможностей, Льюис рассматривает связи не только между фактически произошедшими событиями, но и между событиями, которые могли бы произойти. Такие связи называются отношениями контрфактической зависимости. B контрфактически зависит от A, если и только если выполняется следующее условие: если бы A не произошло, то B тоже не произошло бы. Хотя контрфактическая зависимость достаточна для каузации (т. е. когда есть контрфактическая зависимость, то есть и каузация), она не необходима для неё (два события могут быть связаны каузально без того, чтобы одно из них контрфактически зависело от другого). Одна из формулировок предложенного им критерия звучала так: A является причиной B, если и только если существует цепочка поэтапных влияний, ведущая от B к A. При этом Льюис отказывается от возможности обыденного анализа каузальных связей в их полноте, он предлагает различать каузацию и объяснение. Каузальная история объективна и состоит из множества последовательностей множества событий, приводящих к итоговой причине. Объяснение служит для нашего понимания и ограниченно, это вопрос о том, какие события в каузальной истории являются ближайшими. Объективные каузальные цепочки не всегда соответствуют нашим объяснениям, они гораздо более масштабны и запутанны (Collins. 2004).

Ещё один способ понимания природы каузальных связей – это понимание их как диспозиций и диспозициональных свойств. Анализ диспозиций встречается уже у Аристотеля, однако не привязан к его пониманию природы причинности. Одним из современных возможных подходов к описанию каузальных связей через диспозиции является диспозиционализм, который связывает природу того или иного свойства с её каузальной ролью. Для события или объекта быть причиной определённого эффекта означает с точки зрения этого подхода обладать предрасположенностью к тому, чтобы произвести этот эффект. При этом следствие, или эффект, не обязательно должны наступить, достаточно того, что причина связана с предрасположенностью и делает вклад в увеличение вероятности того, что следствие будет иметь место. Как контрфактический, так и диспозициональный анализ каузальных связей обладают не только метафизическим, но и ярко выраженным семантическим аспектом. При этом описание каузации через диспозиции может быть опосредовано контрфактическим анализом каузации, поскольку контрфактические утверждения также могут быть сведены к утверждениям о диспозициях (Mumford. 2011).