Мексиканский роман о революции
Мексика́нский рома́н о револю́ции (исп. la novela de la revolución mexicana), течение в мексиканской прозе конца 1920-х – середины 1930-х гг. Представлено романами, объединёнными темой Мексиканской революции 1910–1917 гг., а также рядом особенностей стилистики и содержания.
Российский латиноамериканист В. Н. Кутейщикова (1919–2012) выделила следующие характерные черты стилистики мексиканского романа о революции: доминанта эпического начала; коллективный герой в центре повествования; второстепенное значение индивидуальных конфликтов и любовных сюжетов; сниженная роль романного сюжета; изображение общественных конфликтов как борьбы стихий; фаталистическое мироощущение; сочетание героики и дегероизации; обилие жестоких сцен; документализм; автобиографичность; фрагментарность, кинематографический принцип монтажа, динамичность, лаконизм повествования, преобладание действия и диалога над описанием (Кутейщикова. 1971. С. 146–184).
Большинство авторов мексиканского романа о революции участвовали в военных кампаниях и открыто обращались к личному опыту, отчего их произведения приобретали черты литературы свидетельства и представляют собой характерный для латиноамериканской прозы синкретический жанр, соединяющий признаки художественного повествования, автобиографии, мемуаров, свидетельств, исторического эссе, костумбристской картины, путевых заметок.
В. Н. Кутейщикова отмечает моменты сходства мексиканского романа о революции с советской прозой 1920-х гг., обусловленные соположенностью исторических процессов, отражённых в художественном слове. В 1920–1930-х гг. в Мексике были изданы на испанском языке повесть «Партизаны» Вс. В. Иванова, романы «Барсуки» Л. М. Леонова, «Разгром» А. А. Фадеева, «Чапаев» Д. А. Фурманова и «Цемент» Ф. В. Гладкова, а также сборник рассказов «Конармия» И. Э. Бабеля, имевший колоссальный успех. Участник группы «Контемпоранеос», поэт Б. Ортис де Монтельяно (1899–1949) в эссе «Литература Революции и революционная Литература» («Literatura de la Revolución y Literatura revolucionaria», 1930) провёл типологическое сопоставление мексиканского романа о революции с советскими романами об Октябрьской революции 1917 г. и, отметив жанрово-стилистическую общность этих явлений, акцентировал главное отличие и преимущество мексиканского романа – его неангажированность.
Основополагающие художественные принципы течения впервые воплотились в романах «Те, кто внизу» («Los de abajo», 1916) М. Асуэлы и «Орёл и змея» («El águila y la serpiente», 1928) М. Л. Гусмана. Основной пласт повествования «Орла и змеи» связан с личностью автора и его судьбой: студент столичного университета, после государственного переворота генерала В. Уэрты он бежал в США, но вскоре возвратился в Мексику, некоторое время находился при штабе В. Каррансы, затем перешёл в штаб Ф. Вильи и покинул Северную дивизию после её вступления в Мехико. Хроникально-документальный пласт произведения составляют описания исторических событий и персонажей. По ходу развития действия всё больше доминирует художественный ракурс повествования (эпизоды, характеры, судьбы), преобразующий мемуары и хронику в роман. Многослойная жанровая и художественная структура романа обретает внутреннее единство благодаря фабульным сцеплениям и лейтмотиву движения, отражённому как в названиях многих глав, так и в сюжетике, образности, стиле: странствия героя, непрестанные перемещения огромных людских масс, одушевлённый мифологизированный образ поезда (в целом характерный для мексиканского романа о революции), фрагментарное повествование, создающее впечатление картин, мелькающих за окном поезда. Суть и цель этого движения, как и в романе М. Асуэлы, – безотчётное стремление героев познать окружающее пространство и самих себя, на что указывают размышления писателя о неизменных чертах мексиканского характера, составляющие глубинный философско-эссеистический пласт книги, который придаёт событиям фаталистический и мистический оттенок: «В движении этих людей, уверенных в себе, бесчувственных к своей судьбе, я прозревал какой-то глубокий смысл, и мне являлась непостижимая сущность мексиканца. Таинственная страна, загадочного вида люди с таинственной душой!» (Guzmán. 1956. P. 91; здесь и далее цитаты в переводе А. Ф. Кофмана).
Второй роман М. Л. Гусмана «Тень каудильо» («La sombra del caudillo», 1929) стал непосредственным откликом писателя на политические события 1927 г., когда П. Э. Кальес без суда и следствия расстрелял двух мятежных генералов.
Среди других произведений Гусмана – объёмный роман «Воспоминания Панчо Вильи» («Memorias de Pancho Villa», 1938–1940), основанный на архиве вождя крестьянской армии и написанный от его лица простонародным языком. Если в первом романе писатель создал амбивалентный образ Панчо Вильи, который, по его словам, обладал скорее душой ягуара, нежели человека, то в «Воспоминаниях Панчо Вильи» персонаж предстаёт более упрощённым.
В романе Р. Ф. Муньоса (1899–1972) «Пойдём за Панчо Вильей!» («¡Vámonos con Pancho Villa!», 1931; экранизация режиссёра Ф. де Фуэнтеса, 1936) на первый план выходит образ подростка, участника революции: «Сотни таких же, как он, юных солдат сражались за революцию чисто инстинктивно, из смутного предчувствия, что они сами по себе являлись символом младенческого народа, едва понимающего, за что он борется» (Múñoz. 1950. Р. 134–135). В романе воплощением образа «младенческого народа», прочно вошедшего в латиноамериканский художественный код, становится персонаж Вильи, одновременно отталкивающий и таинственно притягательный. В серии эпизодов, сохраняющих лейтмотивы движения и смерти, описаны судьбы и гибель шести революционеров, беззаветно преданных народному вождю.
В романе Муньоса «Пушки били под Бачимбой» («Se llevaron el cañón para Bachimba», 1941) доминирует лейтмотив движения, выраженный в моментальных перемещениях героев, быстрой смене эпизодов, персонажей, пейзажей, в нервном слоге, сквозном символическом образе поезда. Другой постоянный мотив – смерть – воплощён, помимо прочего, в избыточном присутствии красного цвета. Писатель снова изображает революцию глазами подростка, рекрутированного в армию, выявляя ложную патетику и героику братоубийственной бойни, а также показывая неосмысленность совершаемых поступков, что подтверждается сравнением войны с детской игрой в солдатики, которых потом сваливают в ящик. В финале, освобождённый из плена, он видит маисовое поле – символ жизни, созидательного труда. Перу Муньоса также принадлежат «Воспоминания о Панчо Вилье» («Memorias de Pancho Villa», 1923).
Трагические события революции представлены в восприятии ребёнка и в книге Н. Кампобельо (1900–1986) «Ружейный патрон» («El cartucho», 1931, дополненное издание 1940). Главная героиня и её мать воплощают разумное, доброе женское начало жизни, противостоящее мужскому, несущему насилие и смерть. Присущую мексиканскому роману о революции фрагментарность писательница сделала принципом построения своей книги, которая состоит из 56 лаконичных рассказов, объединённых в рубрики: «Люди Севера», «Расстрелянные» и «В огне». В первой писательница создала образы человека революционной эпохи. Все рассказы второй объединены одним и тем же финалом – расстрелом. В третьей рубрике, описывающей боевые эпизоды, стиль Кампобельо отличается чрезвычайной сдержанностью в сочетании с ощутимым лирическим началом. В книге «Заметки о военной жизни Франсиско Вильи» («Apuntes sobre la vida militar de Francisco Villa», 1940) писательница создала далёкий от объективности образ народного вождя, представив его одним из величайших полководцев всех времён и народов.
С темой мексиканской революции во многом связано творчество Г. Лопеса-и-Фуэнтеса (1897–1966). В 1931 г. вышел в свет его первый роман «Лагерь» («Campamento»), в котором писатель стремился воплотить образ коллективного героя в наиболее акцентированном виде и поэтому намеренно убрал исторические, хронологические координаты и реальные имена. Роман состоит из автономных эпизодов, призванных расширить ограниченную сюжетную ситуацию (ночь боевого отряда на марше) и создать масштабную картину революционного движения, которую лишённые индивидуальности персонажи и их риторика делают недостоверной.
В романизированной хронике «Земля» («Tierra», 1932) с подзаголовком «Аграрная революция в Мексике» Лопес-и-Фуэнтес описал период с 1910 по 1920 гг.; центральный персонаж – Э. Сапата. Главы, разбитые по годам, распадаются на сцены и эпизоды, но ни единое место действия (село), ни сквозной герой (командир партизанского отряда) не способны объединить дробную структуру произведения в единое целое.
В следующем романе писателя «Мой генерал!» («¡Mi general!», 1934) наметился переход от историко-революционной к злободневной социально-политической тематике, которая с середины 1930-х гг. стала основной в мексиканской прозе. Главный герой, повествующий о своей жизни, был поднят революцией на вершину политической иерархии, но, столкнувшись с предательством и подлостью, он решает возвратиться вниз, к сельскому труду. Проза Лопеса-и-Фуэнтеса с её фрагментарностью, обобщённо-символическими образами, патетикой, декламационностью, психологическим схематизмом отразила влияние костумбристской эстетики.
К течению тематически примыкают автобиографические книги Х. Р. Ромеро «Записки провинциала» («Apuntes de un lugareño», 1932), «Хаотическое отступление» («Desbandada») и «Невинный народ» («El pueblo inocente», обе – 1934), написанные под впечатлением от сочинения Асуэлы «Те, кто внизу». В романе Ромеро «Моя лошадь, моя собака и моя винтовка» («Mi caballo, mi perro y mi rifle», 1936), представлявшем логическое завершение эстетики мексиканского романа о революции конца 1920-х гг. и полемичном по отношению к предшествующим произведениям течения, проявились характерные черты его прозы. При сохранении революционной тематики вместо коллективного героя (народа) в центр повествования ставится индивидуальность; масштабным личностям мексиканского романа о революции противопоставляется незначительный, трагикомичный персонаж; героика и патетика изгоняются грустной или язвительной иронией; величественные символы и олицетворения вытесняются символикой ряжения, балагана, а мотивации и ситуации намеренно снижаются.
В центральной фантастической сцене романа раненый Хулиан слышит спор между своими спутниками, олицетворяющими три основные ипостаси героя: собака превозносит великое дело революции, лошадь видит в ней бессмысленную братоубийственную бойню, а винтовка издаёт неопределённые звуки, показывающие, что ей всё равно, лишь бы убивать. Символичен финал романа: узнав, что бывший касик селения после революции стал губернатором штата, Хулиан в ярости швыряет заряженную винтовку на землю, она стреляет и убивает собаку.
Мексиканские романы, выходившие в конце 1930-х – начале 1940-х гг., обнаружили угасание литературного течения. К их числу относится роман генерала Ф. Уркисо (1891–1969) «Старое войско» («La tropa vieja», 1943), события которого показаны глазами солдата контрреволюционной армии, невежественного крестьянина, смутно осознающего в финале свою незавидную роль слепого орудия.
Попытку обновить тему революции в русле социалистического реализма предпринял Х. Мансисидор (1894–1956), писатель-коммунист, президент «Лиги революционных писателей и художников» Мексики (с 1935), в годы Второй мировой войны 1939–1945 гг. председатель Общества друзей СССР. Мансисидор, бывший участник революции, считал роман Асуэлы «Те, кто внизу» контрреволюционным и вместе с другими марксистскими критиками осуждал течение за отсутствие или смещённость идеологических акцентов. В романе «Роза ветров» («En la rosa de los vientos», 1941; русский перевод 1953) писатель сознательно избегает исторической, политической и географической конкретики, чтобы выявить и заострить конфликт: революционерам противостоит обобщённый образ неназванного врага. В центре повествования – герои, олицетворяющие союз рабочих и крестьян: политический агитатор Кардель, формирующий «правильное» мировоззрение у предводителя партизан, крестьянина Кантеадо. Столь же схематичен антиимпериалистический роман Мансисидора «Граница у моря» («Frontera junto al mar», 1953), воссоздающий события американской оккупации Веракруса в 1914 г.
На следующем этапе развития национальной прозы тема революции сохраняется, но решается в полемическом противостоянии эстетике мексиканского романа о революции, в русле нового латиноамериканского романа.