Мечта́тельность (нем. Schwärmerei), одна из основных полемических идей философии немецкого Просвещения. Понятие появилось в Германии в эпоху Реформации и восходит к сочинениям М. Лютера. Изначально понятие употреблялось для обозначения религиозных ересей; отклонения от истинной религии; пустых ложных человеческих измышлений, не имеющих под собой прочной основы; мистических состояний. На русский язык иногда переводится также как «энтузиазм» или «фанатизм», что связано с историей становления и развития этого понятия в Германии, употреблявшегося в немецких текстах для перевода латинских понятий fanatismus (фанатизм) и enthusiasmus (энтузиазм). В позднем Просвещении значение слова видоизменяется, теряя непосредственную связь с религиозной сферой, однако по-прежнему продолжает связываться с неупорядоченными измышлениями, не имеющими под собой разумного обоснования или выходящими за рамки возможного применения разума (мистика).

Этимология и значение термина

Существительное Schwärmerei восходит к немецкому глаголу schwärmen, исходное значение которого – «роиться» (применительно к насекомым). Второе значение этого глагола – «восхищаться». Оба эти значения нашли своё отражение в употреблении понятия «мечтательность». С одной стороны, при его помощи него стали обозначать неупорядоченные, разрозненные измышления, вносящие беспорядок и смятение. Изначально это понятие употреблялось применительно к духовной сфере, обозначая беспорядочность духовной жизни и смятение духа, в силу чего под мечтательностью понимали различные религиозные еретические направления, подрывающие устои истинной христианской веры. С другой стороны, такого рода состояния связывались с чрезмерной восторженностью. Последняя считалась основанием для порождения множества духовных заблуждений и по сути отождествлялась с духовной прелестью. Её причины усматривали в гордыне и самонадеянности, толкающих людей к поиску ярких духовных переживаний и сверхъестественных проявлений Божественного благоволения, вместо того чтобы придерживаться открытой некогда Богом универсальной истины, данной в Откровении. В связи с этим мечтательность означала также недоверие к Богу и отсутствие прочной веры, т. к. под истинной верой понималась именно вера в Божественное Откровение, выраженное в Священном Писании.

В становлении значения понятия «мечтательность» главную роль сыграло негативное отношение М. Лютера к мистике, воспринимавшейся им как порождение католической веры. Оно дополнялось основополагающими принципами протестантизма – Sola fide (только верой) и Sola scriptura (только Писанием). Вера в спасительную жертву Христа и открытые Богом в Священном Писании истины считалась сама по себе достаточной для спасения. Соответственно жажда стяжания дополнительных духовных благ в виде частных откровений или особых Божественных вдохновений считалась греховной. При помощи понятия «мечтательность» обозначались любого рода мистические состояния. Это относилось к мистике в узком смысле слова (видения, частные откровения, пророчества, экстазы и т. п.). Но также в объём понятия «мечтательность» входили и такого рода проявления духовной жизни, как молитвенные вдохновения, воспринимаемые как непосредственная интервенция Бога в молитвенную жизнь индивида. Все такого рода явления в протестантизме воспринимались с большой настороженностью и либо вовсе исключались, отождествляясь с ересью, либо допускались в ограниченном объёме и лишь в случае строжайшей их проверки на предмет отсутствия противоречия со Священным Писанием и основами протестантской веры.

История употребления понятия

Заслуга введения данного термина принадлежит М. Лютеру, использовавшему его в своих полемических сочинениях начиная с 1520-х гг. Он употреблял его применительно к своим оппонентам (У. Цвингли, А. Карлштадту, К. Швенкфельду и др.), при этом наряду со Schwärmern (мечтатели) использовал также немецкое Schwermgeister (мечтательные умы), а также латинизированную форму Schwermeri (мечтатели). Полагая, что отстаивает единственно истинное вероучение, и называя взгляды своих противников мечтательностью, Лютер отождествлял мечтательность с ересью, отклонением от истинной веры. Он также применял термин «мечтательность» для обозначения католических мистиков и спиритуалистов, связывал мечтательность с победой плоти над духом – победой греховных склонностей человека, проистекающих от испорченности человеческой природы. Впоследствии лютеранские ортодоксы сохранили это понимание мечтательности и применяли его в крайне широком значении для обозначения еретиков, схизматиков, сектантов. Сохранялось употребление этого понятия также и по отношению к мистикам, в том числе и протестантским, адептам различных неортодоксальных течений, основанных на частных откровениях (розенкрейцеры, бемианцы, квакеры и др.).

Такое употребление понятия мечтательность в конце17 – начале18 вв. было характерно не только для лютеранских ортодоксов. Основатель пиетизма Ф. Я. Шпенер, призывавший к реформации Евангелической церкви и вступивший в оппозицию с лютеранской ортодоксией, также использовал понятие «мечтательность» для обозначения вероотступников, чаще всего употребляя его применительно к сторонником радикальных мистических направлений протестантизма и католической мистике. Пиетизм стремился возродить истинный дух лютеранства. Пиетисты выступали за возврат к основополагающему принципу Лютера – опоре на Священное Писание, которое, по их мнению, допускало лишь буквальное толкование. Несмотря на подчёркивание значимости внутреннего благочестия в противовес внешним ритуальным практикам (уверенность в самоценности которых была, по их мнению, характерна для католиков-папистов), пиетисты в своей практике относились настороженно к внутренней духовной жизни верующих. Это приводило к весьма узкому пониманию внутреннего благочестия, сводившемуся к основополагающей вере в спасительную жертву Христа и постоянному внутреннему осознанию своей греховности и возможности спасения лишь благодаря Божественной благодати. Любого рода мистические явления, равно как и ощущения непосредственного воздействия Божественной благодати на душу верующих во время молитвы, относились к мечтательности. В сочинениях позднего Шпенера, а также у его последователей мечтательностью нередко называются отколовшиеся от классического пиетизма направления, которые сегодня называются радикальным пиетизмом и которые в большинстве своём имели мистическую направленность.

Во 2-й половине 18 в. в Германии наряду с лютеранской ортодоксией активно развивалось теологическое направление неологии, изменившее отношение к христианской жизни и Священному Писанию. Для неологов был характерен отход от буквального толкования Библии и и выделение нравственного толкования в качестве первоосновного. В то же самое время начинала активно развиваться историческая критика, которая привела к утрате веры в истинность каждого слова Священного Писания и попыткам отделить в библейском тексте необходимые для спасения универсальные истины и положения, обусловленные определёнными историческими и культурными обстоятельствами. Тем не менее эти изменения не отразились на значении понятия мечтательность, по-прежнему употребляемого в отношении не только радикальных мистических направлений, но и в отношении внутренней духовной жизни отдельных индивидов, обозначая внутренние молитвенные вдохновения.

С середины 18 в. значение понятия «мечтательность» расширяется. Уже И. Э. И. Вальх употребляет его применительно к иррациональным, неразумным, глупым идеям, не связывая непосредственно с религией и духовностью. Постепенно понятие «мечтательность» начинает использоваться в философии, науке и даже политике. Именно в этом значении о мечтательности говорят немецкие философы эпохи зрелого и позднего Просвещения. При этом сохраняется также и понимание мечтательности как чего-то не просто неразумного (необоснованного, глупого), но и как чего-то выходящего за границы возможностей разума, но уже без непосредственной связи с мистикой и спиритизмом. И. Кант употребляет понятие «мечтательность» применительно к необоснованным притязаниям идеализма и догматизма, переступающим границы возможного опыта. Примерами такого рода мечтательности для Канта служат построения Платона и Э. Сведенборга.