«Кри́тика практи́ческого ра́зума» (КПР), второе из трёх основополагающих сочинений И. Канта в области критической философии, наряду с «Критикой чистого разума», «Критикой способности суждения». 1-е издание вышло в 1788 г. в Риге. Содержит обоснование практической философии Канта. Наравне с сочинением «Основоположение к метафизике нравов» (1785) – одна из основополагающих работ по моральной философии.

Истории создания

Замысел построения наравне с философией природы философии морали изначально входил в кантовский проект критической философии. Упоминание об этом мы находим уже в 1-м издании «Критики чистого разума» (1781). В 1785 г. Кант выпустил «Основоположение к метафизике нравов». Это сочинение содержало обоснование основополагающего положения кантовской этики (категорического императива) и задумывалось как введение в практическую философию (пропедевтикой к критике практического разума), которое впоследствии должно было быть дополнено расширенным сочинением (самой критикой практического разума). Первоначально Кант планировал соединить критику чистого разума и критику практического разума в одно издание. В 1786 г. в йенском журнале Allgemeine Literatur-Zeitung был помещён анонс готовящегося 2-го издания «Критики чистого разума», в котором содержались сведения о том, что оно будет расширено за счёт добавления критики чистого практического разума, содержащей обоснование нравственности. Однако вскоре Кант отказался от своего первоначального замысла (скорее всего, по техническим причинам). 2-е издание «Критик чистого разума» вышло в 1787 г., хотя и в сильно переработанном по сравнению с первым изданием виде, однако без добавления КПР. «Критика практического разума» вышла в 1788 г., однако была полностью готова к изданию уже в 1787 г.

Основное содержание

«Критика практического разума» посвящена рассмотрению практического применения разума, которое, в отличие от теоретического, имеет дело не с познавательной деятельностью человека, а с определением его воли. Основной вопрос практической философии Кант формулирует следующим образом: достаточно ли одного лишь чистого практического разума для определения воли, или же он может быть определяющим основанием её, только будучи эмпирически обусловленным? Другими словами, существует ли свобода воли (определение воли самим чистым разумом на основе априорных принципов), или же воля человека подчиняется причинно-следственным связям, наблюдаемым в эмпирическом мире, что было бы равносильно отсутствию свободы воли? В «Критике чистого разума» Кант пришёл к выводу, что спекулятивный разум может допустить существование свободной причинности, хотя и не может это доказать. В «Критике практического разума» Кант ставит перед собой задачу найти основания для утверждения, что свободная причинность действительно существует. Таким основанием для Канта оказывается моральный закон (категорический императив).

Моральный закон. Практические основоположения Кант определяет как такие основоположения, которые содержат в себе общее определение воли и которым подчинено множество практических правил. Их Кант подразделяет на два вида – максимы и законы. Максимы содержат основание для определения воли, значимое только для субъекта. Законы суть практические основоположения, признаваемые объективными, т. е. имеющими силу для воли всех разумных существ. Практический закон с необходимостью должен быть исключительно формальным, т. к. материальная составляющая всегда связана с чувственностью субъектов (удовольствие/неудовольствие от объектов) и как таковая не может быть общезначимой. Практические принципы, подразумевающие в качестве определяющего основания воли объект (материю) способности желания, всегда эмпиричны и могут быть только максимами, но не практическим законом. Практический закон должен содержать в себе чистую форму всеобщего законодательства и формулируется Кантом следующим образом: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства» (§ 7). Это основоположение заложено в самом чистом практическом разуме, и его сознание является «фактом разума». Моральный закон аподиктически достоверен и его сознание убеждает нас в существовании свободы воли, т. к. он связан с ней непосредственным образом, являясь законом свободы (см. Постулаты чистого практического разума).

Автономия и гетерономия воли. Подчинение воли формальному закону (моральный закон) Кант называет свободой в строгом смысле слова, автономией воли и противопоставляет её гетерономии, которая заимствует определяющие основания воли не в самом практическом разуме, а извне. Гетерономное определение воли всегда субъективно, не создаёт никакой обязательности. Основанные на нём практические основоположения суть максимы и не могут иметь силу практического закона. Таким образом, подлинная нравственность немыслима без автономии воли, а автономия воли всегда является нравственной. Гетерономное определение воли, напротив, противостоит подлинной нравственности.

Категорический и гипотетические императивы. Императивом Кант называет правило, которое характеризуется долженствованием и содержит в себе принуждение к поступку (§ 1). В зависимости от источника принуждения Кант подразделяет императивы на категорический и гипотетические. Гипотетические императивы – практические основоположения, содержащие гетерономные определяющие основания воли. Эти предписания никогда не могут быть общезначимыми, т. к. обусловлены субъективными основаниями. Они являются средствами к достижению определённой цели, которая никогда не может быть общезначимой, и в силу этого содержащееся в них долженствование всегда относительно. Если субъект желает достичь некой цели, он должен это делать. Но если субъект не желает этой цели (что возможно, т. к. цель не общезначима), то и необходимость выполнения этого предписания отпадает.

Категорический императив проистекает из автономного определения воли. Предписываемая им цель абсолютно необходима, в силу чего долженствование является абсолютным. Категорический императив является одним-единственным, и только он и может быть основоположением нравственности. Он совпадает с моральным законом и в случае разумных существ, определяющими основаниями воли которых становится не только разум, тождественен с моральным законом. Однако для разумного существа, воля которого определяется только разумом, моральный закон не имел бы форму категорического императива, т. к. такое существо следовало бы ему добровольно, без принуждения ввиду отсутствия противоборствующих оснований для определения воли, исходящих от чувственности. Такое существо было бы морально совершенным, т. е. святым.

Высшее благо и учение о постулатах. Абсолютно необходимая цель, предписываемая моральным законом, – высшее благо. Высшее благо определяется Кантом обычно как состоящее из двух частей: добродетели и блаженства. Блаженство – это состояние, в котором всё происходит в соответствии с волей разумного существа. Кант подчёркивает, что блаженство должно соединяться с добродетелью, будучи её следствием и не будучи основанием определения воли к совершению поступков, т. к. в противном случае определение воли было бы гетерономным и поведение не было бы моральным.

Особенность КПР – наличие ещё одного определения высшего блага, в соответствии с которым добродетель заменяется на святость, представляющую собой высшую степень добродетели, полное соответствие воли с предписаниями морального закона, т. е. моральное совершенство. С высшим благом тесно связано учение о постулатах, включающее три постулата чистого практического разума – свободу, бессмертие души и бытие Бога. Моральный закон накладывает на каждое разумное существо обязанность всеми силами способствовать достижению высшего блага. Следовательно, мы должны представлять себе высшее благо реализуемым. Условия его реализации основываются на постулировании бессмертия души и бытия Бога. Само же следование моральному закону возможно лишь при допущении свободы воли.

Влияние и критика

Кантовская этическая система и сегодня остаётся одной из наиболее известных, представляя собой вариант деонтологической этики (этики долга). В то же время и сегодня вокруг неё не утихают дискуссии, актуализация которых в последнее время связывается с активным развитием разных форм утилитаризма и этики ответственности. Однако основные аргументы, выдвигаемые против кантовской этики, остаются неизменными. Многие из них высказывались ещё при жизни Канта.

Одна из традиционных проблем кантовской морали – вопрос о том, не нарушает ли учение о постулатах чистоту кантовской этики, привнося гетерономные элементы (надежда на блаженство) в определение воли. Неоправданность и непоследовательность введения Кантом учения о постулатах отмечали ещё при его жизни и вскоре после его смерти (Г. Гейне, Г. Э. Шульце и др.). И сегодня это остаётся одной из основных проблем кантовской этики.

К. Гарве ставил под вопрос возможность человека разграничить мотивы уважения перед моральным законом и стремления к счастью. В его представлении оба этих мотива неразрывно связаны в самой природе человека и на практике не могут быть разделены. Ф. Шиллер неоднократно отмечал ригоризм и формализм кантовской этики в качестве её негативных сторон, полагая, что в соответствии с кантовской этикой подлинно моральным является лишь поведение, полностью лишённое какой-либо расположения к ближним, в том числе и сострадания к ним.

Определение основоположения нравственности как исключительно формального подвергалось критике и в 20 в. М. Шелер высоко оценивал формальную природу категорического императива, однако полагал, что она не исключает возможность содержания, которым должны были, по его мнению, стать ценности. Мнение о невозможности руководствоваться при принятии решений категорическим императивом по причине его формальности разделял и Ж.-П. Сартр.

Одним из наиболее яростных критиков кантовской этики был Ф. Ницше, выступавший с критикой любых универсальных нормативных систем и не проводивший в этом отношении принципиального различия между кантовской этикой, христианством и социализмом.