Аре́фьев Алекса́ндр Дми́триевич (3.8.1931, Ленинград, ныне Санкт-Петербург – 5.5.1978, Париж), российский живописец и график.

Основным источником биографических данных А. Д. Арефьева служит устное предание – воспоминания друзей и современников художника, который был склонен к мифологизации собственной жизни; это составляет проблему для исследователей. Арефьев родился в рабочей семье, которая характеризовалась в рассказах как «культурная» и принадлежащая к «сознательным» и профессиональным слоям городского фабричного пролетариата. В конце 1930-х гг. Арефьев посещал изостудию при ленинградском Дворце пионеров имени А. А. Жданова, где одновременно учились его будущие соратники по «Ордену нищенствующих живописцев» (ОНЖ) В. В. Громов и Ш. А. Шварц. Его первыми педагогами стали пейзажист импрессионистического склада С. Д. Левин (преподавал в 1936–1939) и М. А. Горохова, жена участника Уновис Л. А. Юдина. С началом Великой Отечественной войны Арефьев уехал с матерью из Ленинграда до наступления блокады города и провёл 1941–1944 гг. у родственников в деревне в Новгородской области. В 1944 г. вернулся в Ленинград и поступил в среднюю художественную школу (СХШ) при Академии художеств. В первом послевоенном наборе собрались ученики разных возрастов, среди его одноклассников – М. В. Войцеховский, И. С. Глазунов, Громов, Р. С. Гудзенко, В. Д. Кекелидзе, М. Е. Петров, А. Г. Траугот, В. Н. Шагин. Тесная дружба завязалась с Трауготом и всей семьёй художников во главе с Г. Н. Трауготом, который до 1949 г. преподавал в СХШ. Арефьев познакомился с работами жены Г. Н. Траугота В. П. Яновой, её брата К. П. Янова и умершей в блокаду жены Янова Н. П. Пономарёвой, чьё искусство оказало на него сильное влияние. Эти художники культивировали чистую живописность в противоположность академизму и позднему передвижничеству, взятым за образец в СССР в 1940-х – 1950-х гг.

В короткий период между снятием блокады и репрессиями по «Ленинградскому делу» Арефьев сформировался как художник. Его творческими ориентирами являлись французский импрессионизм и постимпрессионизм, работы парижской школы, которые он знал по репродукциям собрания Музея нового западного искусства в Москве и журналам. В 1949 г., незадолго до окончания СХШ, Арефьев был отчислен «за формализм». В 1948 г. возникла дружба с поэтом Р. Ч. Мандельштамом, сложилась группа, получившая название ОНЖ, чьим бесспорным лидером стал Арефьев; однако принятое в современной искусствоведческой литературе её название «арефьевский круг» никогда не употреблялось самими художниками. В 1951 г. через Трауготов он познакомился с В. В. Стерлиговым, который посвятил Арефьеву эссе «Мальчики с фонарями» (1952).

В 1949–1954 гг. учился в вечерней школе, затем, в 1954–1956 гг., – в Ленинградском санитарно-гигиеническом медицинском институте, куда поступил из-за увлечения латынью и интереса к анатомии. В эти годы начал употреблять наркотики (морфин и кодеин) в первую очередь как стимулирующее средство. В 1956 г. осуждён за подделку и реализацию медицинских рецептов на наркотики, отбывал срок в лагере до 1959 г. В 1960 г. прошёл курс лечения от наркомании в неврологическом отделении Военно-медицинской академии. К этому же времени относится знакомство с М. М. Шемякиным. В 1961 г., после смерти Р. Ч. Мандельштама и его похорон на Красненьком кладбище, Арефьев вместе с Шагиным несколько месяцев сознательно вели бродячий образ жизни, ночуя в кладбищенских склепах.

В 1965 г. осуждён как рецидивист по обвинению в «покушении на жизнь»: во время ссоры матери и отчима Арефьев, по показаниям соседей, держал в руках топор (он в это время работал над деревянной скульптурой); отбыл тюремный срок 8 месяцев. В 1966 г. с помощью В. Г. Траугота вступил в горком графиков (Ленинградский объединённый комитет художников-графиков Профсоюза работников культуры) и получил официальный статус художника. Участвовал в коллективной выставке в мастерской В. А. Овчинникова в Кустарном переулке (декабрь 1971 – март 1972). Одним из первых подписал обращение художников Ю. А Жарких и А. Н. Басина к властям с требованием разрешить публичный показ работ. Участник квартирных выставок в Ленинграде и Москве, где общался с О. Я. Рабиным и А. Д. Глезером, продавал работы иностранным журналистам и дипломатам (явление, получившее название «дипарт»). Активно участвовал в подготовке выставок во Дворце культуры и техники имени И. И. Газа в 1974 г. и во Дворце культуры «Невский» в 1975 г., показывал свои работы на первой из них. В 1975 г. стал членом Товарищества экспериментальных выставок – объединения художников-нонконформистов. В 1976 г. исключён из горкома графиков и написал открытое письмо в ЦК КПСС о невозможности профессионально работать, предлагая изгнать себя из страны. В расчёте на эмиграцию принимал участие в выставках еврейских художников в группе «Алеф». В конце 1977 г. Арефьев и его жена, Ж. Яценко, уехали в эмиграцию – по израильской визе в Вену; затем художник отправился в Париж, где рассчитывал на помощь Шемякина, но не получил её. За границей Арефьев не занимался живописью и меньше чем через полгода умер от цирроза печени. Похоронен на кладбище Пер-Лашез, в 1990 г. прах перенесён и подхоронен в могилу Р. Ч. Мандельштама на Красненьком кладбище в Петербурге. В фигуре Арефьева ярко воплотился известный тип «проклятого поэта».

В основе его творческого метода лежало непосредственное наблюдение натуры: в искусстве Арефьева отразились картины жизни послевоенного Ленинграда, в том числе эпизод публичной казни немецких военнопленных – военных преступников и их пособников, состоявшейся там 5 января 1946 г. («Без названия», бумага, гуашь, акварель, 1953, Музей Зиммерли Университета Ратгерса, Нью-Брансуик, штат Нью-Джерси, и другие работы с тем же сюжетом), ряд его произведений посвящён осмыслению массовых репрессий конца 1920-х – начала 1950-х гг. («Расстрел», картон, темпера, 1955, частное собрание) и Ленинградской блокады («Артобстрел», бумага, гуашь, акварель; «Сдаются», бумага, гуашь; оба – 1953, частные собрания). Все работы Арефьева связаны с осмыслением опыта советской жизни и противостояния несвободе. Эта бунтарская интонация проявилась не только в бытовом, но и в творческом поведении художника, где она была получена как наследство от мастеров предыдущих поколений. Композиционное и цветовое решение работ отличают напряжённость и драматизм, художником выбираются соответствующие сюжеты. Как правило, это эпизоды, в которых максимально выражается суть происходящего. Такая принципиальная фрагментарность может быть связана с послевоенным увлечением Арефьева и его круга демонстрировавшимися тогда в СССР «трофейными» кинофильмами. Метафизическая разреженность пространства в пейзажах Арефьева 1950-х гг. («Затмение», 1954–1955; «Улица», 1954; «Мост», 1955, все – частные собрания) связана одновременно и с обликом Ленинграда, где следы военных разрушений соседствовали со строящимися новыми домами и районами, и с изображением враждебной герою городской среды в европейском кинематографе.

Работы демонстрируют опыт штудирования классического искусства из коллекции Эрмитажа: в городских пейзажах Арефьев продолжал линию ориентировавшихся на П. Сезанна и А. Марке ленинградских художников конца 1920-х – начала 1930-х гг. – авторов ленинградской пейзажной школы, объединяемых понятием «ленинградские маркисты» (Н. Ф. Лапшин, В. А. Гринберг, А. С. Ведерников), членов «Круга художников», «Группы живописно-пластического реализма» («После грозы», бумага, масло, 1948, Русский музей; «Девушка и матрос», бумага, акварель, 1950, частное собрание). Бытовые зарисовки и сценки («Разговор», бумага, гуашь; «Хулиган и баба», бумага, темпера; оба – 1955, частные собрания) выполнены под ощутимым влиянием О. Домье. Александр Арефьев. Ночной пейзаж. 1955.Александр Арефьев. Ночной пейзаж. 1955.Уже в ранних пейзажах маслом («Пейзаж с буксиром», 1949, частное собрание; «Белые ночи», 1949, Русский музей) Арефьев стремится к выразительности немецкого экспрессионизма. Подсматривая за женщинами в бане, Арефьев создал «Банную серию» (с 1948; рисунки 1949–1950, гуаши 1953; все – в частных собраниях), в результате первого заключения и лагерного срока появилась «Лагерная серия» (2-я половина 1950-х гг.; работы были проданы зарубежному дипломату, и их местонахождение неизвестно). В начале 1960-х гг. создана «Античная серия»: «Прометей прикованный» (1963, частное собрание), «Композиция на античную тему» («Битва кентавров»; 1963, Центральный выставочный зал «Манеж» – Музей искусства Санкт-Петербурга 20–21 вв.).

В 1963 г. Арефьев хотел принять участие в конкурсе на проект памятника защитникам Ленинграда, однако не мог быть допущен по формальным причинам – не имел членства в официальном творческом объединении. Александр Арефьев. Композиция на античную тему. 1963.Александр Арефьев. Композиция на античную тему. 1963.Помимо этого, стилистическое решение (судя по сохранившимся рисункам, восходящее к античной скульптуре и полное трагического пафоса) не совпадало с государственной художественной идеологией тех лет. Мастер сознательно избегал любой парадной стороны жизни, однако его привлекали сюжеты большого драматургического звучания, отвечающие его влечению к патетике («Павел Первый», 1970; «Художник, рисующий ночью», 1972–1974, оба – частные собрания).

Знакомство с работами П. Н. Филонова на рубеже 1970-х гг. привело к изменению изобразительного языка и появлению органической пластики («Утро после вытрезвителя», бумага, акварель, темперные белила, 1972; «Фигуры», бумага, акварель, карандаш, 1974; оба – частные собрания). Как у большинства «неофициальных» авторов, его произведения имеют небольшие размеры – одно измерение обычно не превышает 50 см. При этом искусство Арефьева отличается размахом и разнообразием пластических и технических экспериментов. Он пробовал работать темперой или самостоятельно изготовлял краски, растирая с маслом цветные карандашные грифели.

С Арефьева и ОНЖ начинается история современного искусства в России 2-й половины 20 в., творчество этого мастера выступает связующим звеном между искусством отечественного модернизма 1920-х гг. и деятельностью художников-нонконформистов в 1970-е гг.