У́личные группиро́вки в СССР и Росси́и, подростково-молодёжные делинквентные сообщества, соперничавшие друг с другом с применением физической силы за контроль над территориями в советских и российских городах и посёлках в 1970–1990-е гг.

Во 2-й половине 1980-х гг. советские газеты и журналы опубликовали несколько больших статей о войнах подростковых группировок с применением арматуры, ножей, металлических шаров. Это получило название «казанский феномен», поскольку первые сообщения касались группировок в Казани. В городе в то время существовали десятки уличных группировок: «Хади Такташ», «Жилка», «Грязь», «Чайники», «Пентагон», «Калуга», «Суконка», «Тукаевская» и др. Термин «казанский феномен» впервые применил корреспондент журнала «Огонёк» Д. А. Лиханов в статье, опубликованной в июле 1988 г. (Лиханов. 1988. С. 20–23), позднее его использовал Ф. Клайнс в The New York Times (Clines. 1989. P. 4). Это неточное название, поскольку подростковые и молодёжные группировки, воевавшие друг с другом за контроль над городской территорией – микрорайоном, кварталом, улицей, появились в 1970-е и начале 1980-х гг. во многих советских городах: Ульяновске, Казани, Набережных Челнах, Йошкар-Оле, Чебоксарах, Дзержинске, Ижевске, Самаре, Волгограде, Астрахани, Люберцах, Воркуте, Алма-Ате, Улан-Удэ и др. (Щекочихин. 1988. С. 13; Молодёжные уличные группировки ... 2009). До эпохи гласности это явление не обсуждалось ни в центральных советских СМИ, ни в местной печати. «Казанский феномен» является примером волны преступности, создаваемой СМИ: уличные группировки и ожесточённые войны между ними оказались в фокусе общественного внимания значительно позднее их возникновения; кроме того, этот фокус был смещён в сторону Казани.

Феномен уличных подростково-молодёжных группировок в СССР и России исследовался и осмысливался журналистами (Щекочихин. 1988; Агеева. 1991), социологами и социальными антропологами (Omelchenko. 1996; Салагаев. 2005; Громов. 2006; Стивенсон. 2006; Карбаинов. 2009; Шашкин. 2009; Стивенсон. 2017 и др.), а также ретроспективно – участниками группировок (Гараев. 2021). С. Стивенсон определяет группировки как многофункциональные, преимущественно мужские боевые союзы, скреплённые личной взаимозависимостью и преданностью группе, а также коллективными силовыми действиями (Стивенсон. 2017. С. 11).

Характерными чертами значительного числа уличных группировок в СССР и России были формальная иерархия, жёсткая возрастная стратификация, строгое разделение ролей и функций, обязательные сборы членов, собирание «дани» и вкладов в общий денежный фонд («общак»), «охрана» территории, участие в групповых драках, этническая гетерогенность, воспроизводство тюремных норм и ценностей, нетерпимость к представителям других молодёжных культур («неформалам»), сексизм, запрет своим членам потреблять алкоголь и наркотики (Салагаев. 2004. С. 51–52). В подавляющем большинстве случаев группировки были мужскими сообществами, девушки не участвовали в их основной деятельности и не были их полноправными членами (Omelchenko. 1996). Участников группировок отличал простой внешний вид: телогрейки, шерстяные шапки, боты на резиновой подошве с войлочным или фетровым верхом («прощайки»), олимпийки, спортивные штаны; короткие стрижки. У них был свой словарь, включавший в себя выражения «мотаться» (быть участником группировки), «монтажка» (металлическая палка – орудие драк), «лох» или «чушпан» (человек низшего сорта, не входящий в группировку и не умеющий постоять за себя, потенциальный объект вымогательства), «зихер» (проступок, нарушение норм) и др. Наиболее распространённым самоназванием участников группировок было и остаётся слово «пацаны». Термин «гопники» был внешним негативным обозначением участников группировок и ими самими, как правило, не принимался.

Уличные группировки соответствуют конфликтному типу молодёжных субкультур, описанному социологами Р. Клауордом и Л. Оулином. Конфликтная субкультура возникает в дезорганизованных городских районах, в которых подростки стремятся занять более высокое положение, но отрезаны от институционализированных каналов достижения успеха. Насилие в этом случае является средством как выражения разочарования и гнева, так и повышения статуса. «В мире насилия, – пишут Клауорд и Оулин, – такие атрибуты, как раса, социально-экономическое положение, возраст и тому подобные, не имеют значения; личные достоинства оцениваются на основе качеств, доступных всем, кто хотел бы культивировать их. Принципиальной предпосылкой успеха является "характер" и способность переносить боль. "Cвязи", "поддержка" или развитые технические навыки не нужны для того, чтобы завоевать "репутацию". Сущность подобного рода воинственного приспособления заключается в выраженном состоянии "отваги". Приобретение статуса – не просто следствие навыков в использовании насилия или физической силы, но зависит скорее от готовности лица подвергнуться риску ранения или смерти в стремлении завоевать "репутацию"» (Cloward. 1960. P. 175). Согласно Клауорду и Оулину, если для членов уличных шаек открываются новые возможности, возникает тенденция к отказу от насилия.

Возникновение уличных подростковых группировок в СССР обусловлено, по мнению исследователей, множеством факторов, включая урбанизацию, миграцию сельских жителей в города, возникновение дезорганизованных городских сообществ с дефицитом власти и социального контроля в уличном пространстве, ограниченность доступа к институционализированным возможностям материального обеспечения и затруднённость социальной мобильности для значительной части молодёжи (Салагаев. 2005; Стивенсон. 2006; Стивенсон. 2017).

В некоторых случаях формированию уличных группировок способствовала непосредственная внешняя угроза, как в ситуации с экспансией и агрессией со стороны банды «Тяп-ляп» в Казани в 1970-е гг. в отношении подростков и молодёжи, проживавших в других микрорайонах. А. Л. Салагаев описывает это следующим образом: «Политика экспансии, проводимая "Тяп-ляпом", вызвала сопротивление тех компаний, которых не устраивала перспектива попасть в подчинение к "Тяп-ляпу". Чтобы противостоять "Тяп-ляпу", необходимо было иметь также достаточно большое количество "бойцов" (это дало толчок формированию системы вовлечения подростков в группировки), жёсткую организацию, дисциплину, систему связи и управления. Чтобы успешно бороться с "Тяп-ляпом", надо было стать его подобием. Формы организации, характерные для криминальной шайки, стали распространяться на многие подростково-молодёжные дворовые компании» (Салагаев. 2005. C. 186).

Попытки советских властей положить конец уличным подростковым группировкам посредством усиленного милицейского патрулирования, суровых наказаний за преступления, путём организации подростковых клубов, комсомольских отрядов и дружин не всегда были успешными. В 1-й половине 1990-х гг. значительная часть группировок трансформировалась в организованные преступные группы, осуществляющие «силовое предпринимательство» (Волков. 1999; 2012) и сохраняющие своё «младшее» подростковое звено. Эти группировки перешли от контроля над «своей» территорией к контролю над частью бизнеса – переход, сопровождавшийся договорённостью «асфальт (городскую территорию) не делим» (Салагаев. 2005. С. 188; см. также: Стивенсон. 2017). Часть группировок прекратила своё существование.