Радикальный бихевиоризм
Радика́льный бихевиори́зм (англ. radical behaviorism), философия науки о поведении, восходящая к Б. Ф. Скиннеру; в широком смысле, общее обозначение научно-исследовательской программы Б. Ф. Скиннера.
Первым бихевиоризмом, который был охарактеризован как «радикальный», был подход Дж. Б. Уотсона (Calkins. 1921). Его радикальность заключалась в отрицании или игнорировании ментальных явлений, что отличало его от более умеренных вариантов бихевиористской психологии. Сам Уотсон, однако, радикальным бихевиористом себя не называл, и в отношении его подхода атрибут «радикальный» так и не стал общепринятым. В настоящее время термин «радикальный бихевиоризм» ассоциируется практически исключительно с подходом Скиннера.
Первой печатной работой, в которой Скиннер провёл различие между методологическим и радикальным бихевиоризмом, была статья «Операциональный анализ психологических понятий», вышедшая в 1945 г. (Skinner. 1945). В ней методологический бихевиоризм определяется как подход, который признаёт существование ментальных (личных) явлений, отличных от физических (публичных), но считает их недоступными для научного исследования. Таким образом, в методологическом бихевиоризме, по сути, онтологическое различие между ментальным и физическим отождествляется с эпистемологическим различием между личным и публичным. Радикальный бихевиоризм, напротив, отказывается считать, что наука должна ограничивать себя исключительно публичными, т. е. интерсубъективными, событиями. Скиннер принимает эпистемологическое различие между личным и публичным, но при этом не соглашается с тем, что личные события – это ментальные, т. е. нефизические явления. С точки зрения радикального бихевиориста, природа устроена так, что для каждого человека небольшая часть вселенной является личной, т. е. доступ к ней имеет только сам человек. Примерами таких событий с «эмпирически привилегированным доступом» являются наши эмоции или зубная боль. Но это не означает, что личные и публичные события онтологически различны. И те, и другие являются физическими явлениями, и поэтому полноценная наука о поведении должна в себя включать анализ как публичных, так и личных событий. Как писал Скиннер: «Я утверждаю, что моя зубная боль является столь же физической, что и моя печатная машинка, пусть и не публичной; и я не вижу причин, почему объективная и операциональная наука не может рассматривать процессы, посредством которых усваивается и поддерживается лексикон, описывающий зубную боль» (Skinner. 1945. P. 294). Таким образом, радикальный бихевиоризм хотя и отрицает существование ментальных событий как таковых, признает существование внутреннего личного мира и не игнорирует проблему субъективности. Стимулы, возникающие внутри нашего организма, являются важной частью поведения организма, и осознавать их – значит находиться под их контролем. Центральным вопросом в решении «трудной проблемы сознания» является изучение того, как вербальное сообщество, у которого нет доступа к личным событиям, учит индивида говорить о них. И поскольку вербальные сообщества могут по-разному организовывать такие контингенции, сознание является социальным продуктом (Skinner. 1974). Важно при этом понимать, что знание-о-себе, т. е. интроспективное знание о том, что происходит внутри тела человека, не может контролироваться вербальным сообществом столь же точно, как и знание о публичных событиях, поэтому польза такого знания ограничена. Сам операционализм в рамках радикального бихевиоризма понимается как функциональный анализ вербального поведения, т. е. научное изучение контингенций подкрепления, ответственных за связь между понятием (вербальной реакцией) и стимулом.
Немаловажным аспектом радикального бихевиоризма является декларация независимости науки о поведении от физиологии. В рамках радикального бихевиоризма поведение рассматривается как самоценный предмет изучения, взятый вне контекста ментальных и физиологических причин. Хотя физиология вообще и наука о мозге в частности важны для понимания поведения, сами по себе телесные события внутри организма не объясняют его поведение. Напротив, они сами должны быть объяснены как продукт эволюции и жизненной истории индивида. Целью науки о поведении является предсказание и контроль поведения организма, что достигается посредством установления количественных законов, связывающих причины поведения (внешние условия, описанные на языке физической науки) и поведенческие реакции. И хотя синтез законов о поведении и законов нервной системы теоретически может быть достигнут, «наука о нервной системе не может опровергнуть законы, если они верны на уровне поведения» (Skinner. 1938. P. 432).
С точки зрения радикального бихевиоризма, экспериментальный анализ поведения является биологической дисциплиной, входящей в группу из трёх наук, опирающихся на вид причинности, который Скиннер назвал «отбор по последствиям» (selection by consequences) (Skinner. 1981; 1990). Существует три уровня отбора по последствиям. Первый уровень – это естественный отбор поведения на уровне видов, который изучает этология. Второй уровень – это оперантное обусловливание, ответственное за отбор поведения в течение жизни организма. Его изучает анализ поведения. Третий уровень – это культурный отбор, т. е. эволюция социального окружения, являющаяся предметом антропологии. И в то время как этологи и антропологи занимаются преимущественно реконструкцией эволюции видов и культур, изменчивость и отбор на уровне индивидуального поведения доступны для лабораторного изучения.
В целом в радикальном бихевиоризме поведение рассматривается как «единая область, в которой как филогенез, так и онтогенез должны приниматься во внимание» (Skinner. 1977. P. 1012). Радикальный бихевиоризм не отрицает роли наследственности, не рассматривает поведение как «бесконечно пластичный» феномен и не считает, что из человека при помощи соответствующего подкрепления можно воспитать кого угодно. Иными словами, человек не является ни «чистой доской», ни «чёрным ящиком», содержимое которого недоступно для изучения. Просто содержимое «чёрного ящика» не является предметом исследования экспериментального анализа поведения. Им должна заниматься наука о мозге, задачей которой является заполнение двух лакун: между стимулом и реакцией организма (для респондентного поведения) и между последствиями и изменениями в поведении (для оперантного поведения) (Skinner. 1989). Заполнение этих лакун расширит наше понимание поведения, но не изменит законов, открытых в рамках экспериментального анализа поведения.