Го́ппельт Ле́онард (Leonhard Goppelt) (6.11.1911, Мюнхен – 21.12.1973, там же), немецкий лютеранский богослов и библеист.

В 1931 г. изучал физику и математику в Мюнхенском университете, затем евангелическое богословие в Тюбингене и Эрлангене. В 1939 г. завершил диссертацию о типологическом толковании Священного Писания. В годы Второй мировой войны 1939–1945 Гоппельт служил в армии (с 1940). Во время длительного отпуска для лечения, в зимний семестр 1942–1943 гг., подготовил свою 2-ю диссертацию по истории иудео-христианских отношений. Защитить её смог после войны в 1946 г. В должности приват-доцента был преподавателем Университета имени Фридриха-Александра в Эрлангене и Нюрнберге (преподавал в Эрлангене); в течение 1947/1948 учебного года исполнял обязанности профессора по кафедре Священного Писания Нового Завета Гёттингенского университета имени Георга-Августа вместо больного ординарного профессора этой кафедры, И. Йеремиаса. В 1949 г. приглашён доцентом на кафедру Нового Завета вновь учреждённой после войны Высшей церковной школы в Гамбурге. После того как в 1954 г. Высшая церковная школа была переформирована в евангелический теологический факультет Гамбургского университета, занял на нём должность ординарного профессора. В 1967 г. вернулся в Мюнхенский университет уже на пост декана евангелического факультета, где продолжал работать до конца своих дней.

Работа Гоппельта о типологическом толковании писания возникла в контексте дискуссий о месте Ветхого Завета в христианском богословии, начатых ещё историко-критическим богословием 19 в. В науке, как следствие, доминирующее положение получила позиция, в которой Ветхий Завет рассматривается как документ истории религии, и в контексте христианской проповеди он получает скорее негативную оценку.

Предметом типологического толкования, согласно Гоппельту, могут быть только исторические факты, если они понимаются как богоустановленные «прообразы» грядущих и более совершенных событий. Если «прообразуемое» не превосходит «прообраз», т. е. если оно представляет лишь его повторение, то о типологии можно говорить лишь условно. Это определение, по Гоппельту, выводит за рамки рассмотрения всякое символическое толкование (при котором высказывание Ветхого Завета понимается как «выражение общей истины»), а также буквальное понимание текста как описания того, что действительно произошло.

Типологическое толкование Писания встречается, согласно Гоппельту, только в палестинском иудаизме, но даже здесь оно остаётся маргинальным явлением. Например, оно имеет место в случае (эсхатологического) ожидания нового творения, которое превосходит в своём величии первое (например, типология первочеловека в Эфиопской книге Еноха). В раввинистическом толковании Писания, с его гораздо большим интересом к образу Моисея и событию Исхода, чем к истории творения, можно констатировать, что в центре внимания раввинов оказывается не «новое», «эсхатологическое» исполнение, но возвращение и восстановление прежнего.

Говоря об эллинистическом иудаизме диаспоры, Гоппельт проводит чёткое различие между традициями типологического толкования и характерной для эллинистического иудаизма аллегорической интерпретации. «Прообразы» у Филона Александрийского представляют собой образцы-идеи, не указывающее на будущие реалии; его мышление определено не установлением связей между событиями прошлого и будущего, но платоническими категориями видимого и невидимого мира, отражения и первообраза.

Гоппельт критикует всю идущую от Филона интеллектуальную традицию, которая толкует Библию в эллинистических категориях, а затем, при рассмотрении иудейского экзегета Аристобула, и всю герменевтику Нового времени. В отличие от распространённой в протестантском богословии 19 – 1-й четверти 20 вв. низкой исторической и богословской оценки Ветхого Завета, он приходит к признанию Ветхого Завета как единственной исторической предпосылки Нового Завета: «Если Отец Иисуса Христа есть Бог Ветхого Завета, тогда толкование раввинистического или филоновского понятия о Боге исходит из неправильного понимания сути Писания, а новозаветное толкование есть его прославление» (Goppelt. 1969. S. 69).

Гоппельт, как историк, убеждён, что ему удалось доказать, что типологическое толкование ветхозаветных обетований является если не единственным, то центральным для авторов Нового Завета. Типологическое толкование имеет место не только в общеизвестных традициях апостола Павла и послания к Евреям, но более широко: оно включает общие принципы понимания и соответствующий метод толкования. Новозаветная типология – не закрытая система конкретных предписаний о толковании или его правилах. Это не герменевтический метод, она не сводится к схеме «предсказание – исполнение» в конкретных местах библейских повествований, к выяснению смысла отдельных историй и исторических институтов и реалий. Это духовное (pneumatische) понимание, которое в перспективе свершившегося спасения распознаёт его прообразы в священной истории.

В своём понимании типологии как единственно адекватного духовного (pneumatischen) подхода авторов Нового Завета к Ветхому Завету Гоппельт не примыкает ни к диалектической теологии (полемизирует с Б. Фишером, которого обвиняет в аллегорическом подходе, и с К. Бартом – упрекает за недостаточно серьёзное принятие исторического подхода), ни к иным богословским течениям в лютеранстве после Первой мировой войны 1914–1918 (Э. Г. Хирш, Р. Бультман, П. Альтхаус и др.). Он подчёркивает особую ценность Ветхого Завета как исторической книги. В этом Гоппельт близок прежде всего И. К. Гофману, одному из основателей эрлангенской школы протестантского богословия, для которого «содержание Писания по сущности есть история, а не сверхисторическая истина, предложенная в историческом облачении» (Hübner. 1956. S. 92). Этим обосновывается принципиальная неприемлемость аллегорического толкования Ветхого Завета и важность типологического как указывающего на присутствие Бога в истории.

В работе «Христианство и иудаизм в первом и втором столетиях» (Christentum und Judentum im ersten und zweiten Jahrhundert, 1954) Гоппельт уделяет большое внимание ряду вопросов исагогики Нового Завета, многие документы рассматриваются совершенно иным образом, чем было принято в науке того времени: синоптические Евангелия в перспективе вопроса о ценности их исторического предания (Гоппельт выступает здесь как оппонент метода анализа жанровых форм), Послания апостола Павла как аутентичные, а Иоанновы писания как источник ранних палестинских традиций. При этом Гоппельт признаёт важность историко-критического подхода и не ставит перед собой задачу исторической апологетики.

В иудаизме Гоппельт видит оппонента христианства, его «сущность» автор стремится противопоставить сущности первоначального христианства. Под «сущностью» иудаизма Гоппельт понимает те темы и реалии, которые другие историки того времени (например, школа истории религии) рассматривали как выражение языческой религиозности. В полемике с современными ему исследованиями апостолов Павла и Иоанна Гоппельт выступает оппонентом школы Бультмана (прежде всего его «Теологии Нового Завета»). Так, ключом к пониманию богословия Павла Гоппельт считает не его антропологические представления (как это делал Бультман), но стремление апостола понять священную историю Израиля в свете мессианского откровения.

Обозначенная в ранних работах герменевтическая позиция получила систематическое оформление в поздних работах Гоппельта, особенно в 2-томной «Теологии Нового Завета», которая рассматривалась многими как альтернатива научной традиции, связанной с именем Бультмана. Будучи сторонником понимания ветхозаветной истории как «истории спасения» (Heilsgeschichte), Гоппельт, с одной стороны, подчёркивает принципиальное согласие с развитыми со времени Просвещения методами исторической реконструкции новозаветных писаний, но критикует интерпретацию результатов исторической критики в философских категориях, настаивая на важности собственной интенции автора библейского текста. В этой ситуации наиболее перспективными Гоппельт считает сформулированные ещё в протестантской ортодоксии герменевтические принципы: analogia fidei (толкование Писания согласно вере во Христа как в средоточие Писания) и analogia scripturae sacrae (подтверждение всякого символического текста словом Писания). На основании первого принципа у библейского экзегета должен возникать интерес к диалогу с систематическим богословием, ибо Новый Завет, согласно Гоппельту, может быть правильно понят только в рамках истории его воздействий в Церкви (Wirkungsgeschichte). Ориентация на второй принцип приводит к диалогу с ветхозаветным богословием (это же позволяет Гоппельту критиковать подчинение богословия Нового Завета общей истории религии).

Особенность «Теологии Нового Завета» Гоппельта состоит в том, что в разделе об Иисусе Христе он рассматривает не только «провозвестие Иисуса» (в котором Бультман видел только предпосылку, а не составную часть богословия Нового Завета), но и смысл его «действий» в перспективе пасхальной керигмы. Методологически это осуществляется на основании анализа истории традиции: принимая «критерий двойной несводимости» (doppelte Differenzkriterium) по отношению к иудейскому и раннехристианскому контекстам, Гоппельт исходит из возможности реконструкции аутентичного предания Иисуса, определённого центральным для его провозвестия понятием «Царство Божие». При этом Гоппельт стремится показать, что воскресение Иисуса со всей ясностью подтверждает то, что уже имплицитно содержалось в его проповеди: его мессианское самосознание и экклезиологическое содержание самого факта следования за Иисусом его учеников и события установления Тайной вечери.