Ельяше́вич Васи́лий Бори́сович (при рождении Василий Авраамович Ельяшевич) [4(16).3.1875, Снипишки, предместье Вильны, ныне район Шнипишкес г. Вильнюс, Литва – 22.10.1956, Париж], российский правовед, историк, экономист, общественный деятель, статский советник (1911). Из еврейской семьи. Отец – потомок раввинов, военный врач, надворный советник (1882) Авраам Хаимович Ельяшевич (1848/1849–1934). Дядя М. А. Ельяшевича. Окончил юридический факультет Московского университета (1896, с дипломом 1-й степени).

Биография до 1920 г.

В детстве жил по местам службы отца: в Брест-Литовске (ныне Брест, Белоруссия), крепости Модлин (ныне в черте г. Новы-Двур-Мазовецки Мазовецкого воеводства, Польша), с 1882 г. в Иркутске, где в 1892 г. окончил с золотой медалью Иркутскую губернскую гимназию. После окончания университета, в сентябре 1896 – сентябре 1897 гг., отбывал воинскую повинность в качестве вольноопределяющегося в Иркутском резервном батальоне.

В октябре 1897 – феврале 1898 гг. проживал в Москве, работал в газете «Русские ведомости».

В феврале 1898 г. уехал в Берлин, где состоял преподавателем русского языка и россиеведения (по другим данным, преподавал правовые дисциплины) при восточном семинаре Берлинского университета.

В 1903 г. крестился по православному обряду, благодаря чему получил возможность преподавать на родине. Доцент (1903–1910) и экстраординарный профессор (1910–1917) кафедры гражданского права экономического отделения Санкт-Петербургского (с 1914 Петроградского) политехнического института. Одновременно преподавал в гимназии М. Н. Стоюниной (1906), Санкт-Петербургском (Петроградском) 8-классном коммерческом училище в Лесном (1909–1915), на Бестужевских курсах (1908–1917) и Санкт-Петербургских (Петроградских) высших женских историко-литературных и юридических курсах (1908–1917). Магистр права (1910). В 1911–1913 гг. читал курс «Русское поземельное право» в качестве приват-доцента по кафедре гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского университета.

В 1915–1916 гг. помощник юрисконсульта общественной канцелярии министра финансов, юрисконсульт правительственного надзора над торгово-промышленными предприятиями Министерства торговли и промышленности. Чиновник особых поручений при министре торговли и промышленности (1916–1917).

После Февральской революции сотрудничал с Временным правительством: член Совета Министерства торговли и промышленности, консультант Главного экономического комитета, созданного Временным правительством для управления экономикой России в кризисной ситуации [июнь (июль) – октябрь (ноябрь) 1917].

Октябрьскую революцию 1917 г. не принял. По некоторым данным, работал в аппарате Особого совещания при Главнокомандующем Вооружёнными силами на Юге России. Во время Гражданской войны потерял сына Иосифа (по одним сведениям, он умер от дифтерии, по другим – погиб).

Жизнь в эмиграции

22 февраля 1920 г. эвакуировался с семьёй из Новороссийска на пароходе «Саратов» в Константинополь (Стамбул). Некоторое время пробыл в Берлине, в том же году обосновался в Париже. В его собственности находились квартира в Париже и имение на Лазурном берегу Домен-де-ла-Пюже (Пюже-Тенье, департамент Приморские Альпы). В 1935 г. приобрёл имение «Вишнёвый сад» в Бюсси-ан-От в Бургундии, где проживал бо́льшую часть времени во время Второй мировой войны 1939–1945 гг. В 1946 г. по совету архимандрита Киприана (Керна), с благословения митрополита Евлогия (Георгиевского) и выполняя завещание своей жены Фаины Иосифовны (1877–1941) передал это имение с домовой церковью в дар монахиням Покровской общины, благодаря чему на этом месте образовался Покровский женский монастырь. В усадебном доме разместился детский приют, который обслуживали монахини (Русское зарубежье. 2000. С. 159).

Профессор Института русского права (с 1923 Институт русского права и экономики) при юридическом факультете Сорбонны (1921–1941). С 1926 г. профессор, член Совета профессоров Франко-русского института социальных и политических наук. Читал курсы «Русское гражданское право», «Русское гражданское и торговое право», «Основы гражданского права» и «Гражданское право», «Судебное право». В Институте русского права и экономики совместно с К. И. Зайцевым руководил семинаром по советскому хозяйственному праву. С ноября 1933 г. присоединился к семинару М. В. Бернацкого и А. М. Михельсона, где сделал доклады «Государство и хозяйство» (5 и 18 июня 1934), «Марксизм и фашизм» (17 ноября 1935).

Вёл активную общественную деятельность, выступал с публичными лекциями. В 1920–1921 гг. участвовал в работе Русского комитета помощи (Делового комитета), оказывавшего помощь русским беженцам. Член Совета Российского торгово-промышленного и финансового союза (1920–1940). Представлял Московский промышленный банк в Комитете представителей русских коммерческих банков, участвовал в работе съезда представителей русских промышленников в Париже 17–21 мая 1921 г., где сделал доклад «Социализм и правовые итоги русской революции», опубликованный впоследствии в журнале «Русская мысль». В апреле 1930 г. на экономическом совещании в Российском торгово-промышленном и финансовом союзе, посвящённом подведению итогов советской политики во всех областях народного хозяйства, темой его выступления был «Социалистический сектор советского хозяйства». В 1923–1924 гг. сотрудничал с Экономическим кабинетом С. Н. Прокоповича.

Член Московского землячества в Париже (с 1922), почётный член Общества русских студентов для изучения и упрочения славянской культуры (создано 10 декабря 1922). Инициатор создания и председатель (1923–1937) Объединения петроградских (позже санкт-петербургских) политехников за рубежом; завещал 25 тыс. франков в качестве премии за лучший труд о Санкт-Петербургском политехническом институте, написанный его выпускником (в 1958 премия присуждена председателю парижского Объединения санкт-петербургских политехников Е. А. Вечорину). Также с 1923 г. участвовал в Татьяниных днях, проводившихся в русских вузах во Франции, Чехословакии (Прага), Китае (Харбин). Член правления Общества бывших воспитанников императорского Московского университета (с 1929), президиума объединённого (парижского и пражского) Юбилейного комитета по празднованию 175-летия Московского университета (1929–1930) и редакционной коллегии по подготовке и изданию юбилейного сборника, посвящённого Московскому университету (Париж, 1930).

С 1926 г. входил в Объединение русских адвокатов во Франции. На его заседаниях представил доклады «Старое право и советское законодательство» (1928), «Положение русских акционерных обществ за границей» (1929), «Имущественные отношения супругов, русских эмигрантов, во Франции» (1935) и др. 20 марта 1932 г. в концертном зале «Гаво», наряду с другими общественными деятелями, принял участие в спектакле в виде процесса-суда над героями романа Ф. М. Достоевского «Бесы», организованном Объединением русских адвокатов во Франции.

С 1930 г. участвовал в заседаниях эмигрантского Научно-философского общества в Париже, основанного Д. П. Рябушинским. С начала 1930-х гг. сотрудничал с Русским историко-генеалогическим обществом: выступал здесь с сообщениями по истории права в России; 5 февраля 1949 г. представил доклад «Иоанн Грозный перед лицом русской историографии».

В 1938 г. вошёл в издательскую коллегию серии «Русская научная библиотека» издательства «Современные записки» (после Второй мировой войны серия была возобновлена как издание фирмы YMCA-Press).

С 1945 г. вице-председатель Общества охранения русских культурных ценностей.

Организовывал, нередко в своей квартире в Париже и в своих имениях, встречи писателей, учёных и религиозных деятелей. Вынашивал планы создания в эмиграции академии для спасения русской культуры в лице писателей и учёных, многим из которых помогал из личных средств.

Научные труды и взгляды

Ввёл в оборот российского права термин «трудовой договор» (Ельяшевич. Новое движение. 1907. Стб. 172–173).

В своей магистерской диссертации «Юридическое лицо, его происхождение и функции в римском частном праве» (1910) утверждал, что существовавшие на тот момент теории юридического лица бесполезны и не позволяют выявить сущность явления. Предложил новую методологию и сосредоточил внимание на изучении юридического характера разнообразных реальных явлений, наделённых свойством юридического лица. На примере конструкции юридического лица римской эпохи выявил причины возникновения и конститутивные признаки юридического лица, свойственные всем правопорядкам, в том числе и российскому. Доказывал, что юридическое лицо не обязательно должно являться собственником того имущества, которым владеет, распоряжается и отвечает по своим долгам. В отличие от многих других исследователей Ельяшевич считал необходимым изучать отношения участников юридического лица между собой и с самим юридическим лицом, а не только юридического лица и третьих лиц. Несмотря на некоторые смелые и спорные утверждения, работа стала отправной точкой для развития целого ряда направлений отечественного корпоративного права.

До эмиграции публиковался в ряде российских научных периодических изданий по юриспруденции (в том числе в газете «Право», в журналах «Вестник права» и «Известия Санкт-Петербургского политехнического института»). Кроме того, в 1913–1917 гг. совместно с М. М. Винавером и ещё несколькими учёными-юристами участвовал в издании журнала «Вестник гражданского права».

Разрабатывал проблемы, связанные с видами и существом имущества, гражданско-правовым учением о вещах и других объектах гражданских прав. Отмечал, что основной чертой права современных хозяйственных отношений является «стремление к свободным формам оборота, к устранению всех норм, стесняющих свободное самоопределение хозяйственного субъекта, так или иначе мешающих свободному осуществлению его хозяйственной деятельности» (Ельяшевич. 1907. Очерк развития современных систем... С. 1).

В круг его исследовательских интересов также входили поземельные отношения на Западе и в России. Обратил внимание на то обстоятельство, что до 16 в. юридически полноценных документов на недвижимость на Руси не составлялось. С 16–17 вв. обычным становится фиксирование свидетельств и подписи «послухов» и продавца, что придавало документу юридическую силу и знаменовало добрую волю совершить продажу. Впоследствии купчие стали оформляться от имени продавца и вытеснили купчие, написанные от имени покупателя. При этом, как отмечает Ельяшевич, подобная эволюция произошла и с другими актами, касавшимися недвижимости, – меновыми, отступными, мировыми и прочим. В этой связи появились и особые лица, специализировавшиеся на составлении подобных актов, – площадные подьячие, что было зафиксировано в Соборном уложении 1649 г. (Ельяшевич. 1912).

Впоследствии, уже будучи в эмиграции, Ельяшевич вернулся к разработке этой темы. В 1948 г. издан 1-й том его книги «История права поземельной собственности в России» (до начала царствования Ивана IV Васильевича). В 1951 г. опубликован 2-й том, в котором исследование начинается со времени правления Ивана IV и доводится до правления Елизаветы Петровны включительно. 3-й, заключительный том, который должен был начинаться периодом правления Екатерины II и завершаться освобождением крестьян, автор не успел издать из-за тяжёлой болезни. По словам самого Ельяшевича, этот труд был его «главным наследником» (Переписка. 2016. С. 189).

Считал, что с вопросами поземельного права были тесно связаны основные процессы развития страны – политические, социальные и экономические. Проанализировал процесс формирования крепостного права с юридической точки зрения. Называл невольным инициатором этого процесса Ивана IV. Выявил, что процесс формирования права собственности на землю в России развивался совершенно иначе, чем в Западной Европе. Утверждал, что до эпохи Василия III в понятие «вотчина» не вкладывалось никакого юридического содержания, поэтому до 16 в. на Руси не существовало феодальных отношений. Отмечал сосуществование двух различных прав на землю: у крестьян, несущих тягло и работавших на этой земле, и свободных землевладельцев, владевших землёй не столько на основе частной собственности, сколько благодаря публичному праву. Мобилизация землевладения в интересах организации военной обороны изменила основы поземельного права и неизбежно влекла ограничение, а затем и отмену права крестьянского выхода. Система поземельных отношений, построенная Иваном IV на основе связи земли и службы, оказалась настолько соответствующей государственным потребностям и условиям времени, что она продолжала существовать, несмотря на частую смену правителей и Смутное время. Юридическое оформление поземельных отношений, понятий «поместье» и «вотчина» было закреплено только в Соборном уложении 1649 г., сближение же этих правовых форм землевладения произошло «на почве одинаковой службы с земли, и с вотчины, и с поместья» (Ельяшевич. 1951. С. 4).

Рассматривая наряду с поземельным правом и крестьянское право, автор отмечает, что, по сути, оно сводится к проблеме формирования крепостничества. По его словам, именно прикрепление крестьян к земле положило начало расслоению единой прежде крестьянской массы на владельческих (помещичьих), государственных, дворцовых, церковных крестьян. При этом «на двух крайних флангах оказались владельческие крестьяне, закрепощённые, и крестьяне государственные, по сравнению с владельческими представляющиеся как бы особым сословием» (Ельяшевич. 1951. С. 269). На гражданскую же правоспособность крестьян этот процесс не оказал влияния. Они сохранили право на участок земли, результаты своего труда, на «хлеб», на свои крестьянские «животы» (Ельяшевич. 1951. С. 5).

С уравнением Петром I поместья и вотчины связывал окончательное решение вопроса землепользования. В результате «владельческий крестьянин попадает в полную зависимость от землевладельца. <...> Зависимость эта начинает уже обозначаться именем "крепостной"». Вместе с тем при Петре эта «крепостная зависимость» всё ещё не была облечена в надлежащие правовые формы (Ельяшевич. 1951. С. 7). Развитие юридических норм в отношении крестьян (крестьянского права) при Петре I определялось военным и фискальным законодательством. Законодательно был оформлен и сословный строй, когда устанавливалось, какие функции на пользу государства должна выполнять каждая группа населения (кроме крестьянства, в котором Пётр I видел не единое сословие, а отдельные категории). В дальнейшем крепостное состояние, установленное Петром I, превращалось в крепостное право, наполняясь правовым содержанием. Поскольку законодательство преемников Петра I было направлено уже на всё крестьянство, единство их правоспособности создало из крестьян особое цельное сословие. Законодательно это положение будет оформлено позже «с необыкновенным искусством» Екатериной II (Ельяшевич. 1951. С. 10). Именно она упразднит, «с точки зрения русского закона, право крестьянина на его надельную землю» (Ельяшевич. 1948. С. 393).

Полагал, что только «на фоне многовекового развития поземельного и крестьянского права может быть правильно оценено разрешение земельного вопроса, данное при освобождении крестьян» (Ельяшевич. 1951. С. 10).

Публиковался в эмигрантских журналах «Русская мысль», «Экономический вестник», «Современные записки», «Закон и суд». В своих статьях анализировал изменения, происходившие в России, связанные с советскими реформами, прежде всего в области законодательства и социально-экономической сфере.

Власть большевиков считал деспотией, обвинял их в готовности принести в жертву своей идее «всё население России и самую Россию» (Ельяшевич. 1921. С. 199). При этом введение нэпа он расценивал как хозяйственную и, соответственно, политическую капитуляцию: «Чтобы восстановить промышленность, коммунисты должны изменить всю хозяйственную политику, вернее говоря, должны разорвать связь между хозяйством и политикой, руководствоваться в организации хозяйства исключительно экономическими, а не политическими соображениями. А этого они не смогут сделать или… они перестают быть коммунистами» (Ельяшевич. 1921. С. 202). По его мнению, если до революции «все слои населения жили вне и без государственного сознания», то революция пробудила национальное чувство во всех слоях населения, даже у «антинациональной», «антигосударственной» интеллигенции, принявшей идею «Великой России». На этом основании делал вывод, что «антибуржуазная, социалистическая революция, направленная на уничтожение классового государства, привела к выявлению классового самосознания, к образованию настоящих классов», провалу идеи диктатуры пролетариата и обнаружила «невозможность диктатуры одного какого-либо класса» (Ельяшевич. 1921. С. 204).

Следил за развитием советского законодательства. Отмечал подмену законодательной системы «революционным правосознанием» (Ельяшевич. 1929. С. 370). Создателей Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. называл первопроходцами, не опиравшимися ни на какие образцы. По его мнению, «даже сознав необходимость дать правовую основу для гражданского оборота, советская власть оказалась бессильной выполнить эту задачу. <…> Правопорядок, как таковой, самая идея его оказалась угрожающей для коммунизма. Поставленная перед дилеммою: правопорядок или коммунистический строй, советская власть не колебалась в выборе» (Ельяшевич. 1923. С. 168). Новизна, «совершенно своеобразная физиономия Гражданского кодекса» и одновременно трудности для его составителей заключались в сочетании двух систем собственности – коммунистической и буржуазной (без которой невозможно поднятие народного хозяйства), в отстаивании интересов рабоче-крестьянского государства «при столкновении с частными интересами», в необходимости «противоиндивидуалистические начинания» развивать, а «индивидуалистическим», напротив, препятствовать (Ельяшевич. 1929. С. 400–401).

Приветствовал принятие Земельного кодекса РСФСР 1922 г., считая, что он ведёт к восстановлению собственности. Осуждал свёртывание нэпа. Был убеждён, что борьба с частником и вытеснение его из народного хозяйства «бьёт по потребителю и ещё больше дезорганизует хозяйство России, без всякой реальной пользы для идеи социалистического строительства» (Социалистический сектор. 1930. № 8. Стб. 266).

Награждён орденами Святой Анны 3-й степени (1909) и Святого Станислава 2-й степени (1913).

Похоронен на кладбище Батиньоль в Париже.