«Богу одному известно, как велик для меня сей удар»: императрица Екатерина II и смерть Г. А. Потёмкина-Таврического. Генерал-фельдмаршал князь Священной Римской империи Г. А. Потёмкин-Таврический скончался недалеко от столицы Молдавского княжества г. Яссы (ныне в Румынии) по пути в основанный им город Николаев (ныне Украина) утром 5(16) октября 1791 г., после почти 2-месячной тяжёлой болезни. Императрица Екатерина II, находившаяся в это время в Санкт-Петербурге, узнала о смерти своего тайного супруга лишь спустя неделю – 12(23) октября после 17 ч. В этот день в 18 ч в Эрмитаже должен был начаться бал: первые гости уже приехали, когда от имени государыни поступило распоряжение «об отказе собрания» (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 678). Впоследствии сам факт получения Екатериной II известия о смерти Потёмкина-Таврического был внесён камер-фурьером в ранге полковника А. Д. Волкодавом в «Краткую выписку из журнала 1791 года о разных сверх обыкновеннаго при Дворе ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА происхождениях» как одно из важнейших событий года (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 11).

Узнав о кончине Григория Александровича, первые несколько часов Екатерина II провела в отчаянии и слезах; чтобы снизить артериальное давление, ей пустили кровь. В половине 3-го часа ночи, попытавшись вернуть самообладание, императрица написала письмо барону Ф. М. фон Гримму с сообщением о потере своего «élève» (ученика, питомца), «ami» (друга) и «presque… idole» (почти кумира, идола) (Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 23. № 208. С. 561).Михаил Иванов. Смерть светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического (1739–1791) в Бессарабских степях. 1791.Михаил Иванов. Смерть светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического (1739–1791) в Бессарабских степях. 1791.Вечером 12(23) октября и утром 13(24) октября с ведома Екатерины II в Зимнем дворце собирался Совет при Высочайшем дворе, где 2-й член Коллегии иностранных дел граф Священной Римской империи А. А. Безбородко предложил свою кандидатуру для замены Г. А. Потёмкина-Таврического в качестве главы российской дипломатической делегации на мирных переговорах с Османской империей, начинавшихся в Яссах. После второго заседания Совета Екатерина II написала начальнику канцелярии Потёмкина-Таврического В. С. Попову, пользовавшемуся особым доверием супругов, сдержанно-строгое, отчасти деловое письмо. Государыня уведомила Попова о мерах, оперативно принятых ею в связи с кончиной Григория Александровича (назначение генерал-аншефа М. В. Каховского временным командующим Соединённой армией, а Безбородко – новым руководителем переговоров о мире с Османской империей), просила обнадёжить людей, служивших покойному (а значит и ей самой), распорядилась о похоронах «со всеми подобающими степени и заслугам» князя «почестьми», определив для погребения г. Херсон, если покойный ранее не выбрал Николаев, и даже пожелала адресату, чтобы Господь даровал ему утешение в постигшей его «печали» (Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 42. 1885. С. 204–205).

Какими бы наградами Екатерина II ни отмечала Григория Александровича при его жизни, она не могла объявить при Императорском дворе официальный траур, поскольку это была привилегия владетельных особ королевской и княжеской крови. Не была властна государыня и запретить великокняжеской семье через 2 дня после получения скорбного известия шумно, с артиллерийским салютом из 31 орудия и балом с участием иностранных дипломатов, отметить день рождения великой княгини (будущей императрицы) Марии Фёдоровны, относившейся к покойному весьма доброжелательно, в отличие от великого князя Павла Петровича (будущего императора Павла I) (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 680–683). Однако манифестом от 14(25) октября императрица сообщила генералитету, офицерам и «всему верноподданному… воинству» о том, что разделяет с ними «печаль… о потере вождя побенодоноснаго и попечительнаго» (Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. 1862. Кн. 1, отд. 5. С. 173).

С 13(24) октября по 25 октября (5 ноября) 1791 г. Екатерина II обедала в одиночестве в «почивальной комнате», т. е. в спальне (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 679, 683, 684). В 1789–1791 гг., как следует из камер-фурьерских журналов, государыня редко вечерами покидала внутренние покои, обычно приглашая т. н. знатных персон обоего пола к себе для игры в карты или шахматы. Горюя по мужу, императрица, очевидно, решила выдержать личный траур: первые четыре вечера императрица провела одна, на пятый – допустила в покои гостей, но 5 вечеров подряд лишь недолго беседовала с приглашёнными (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 684).

В двух письмах от 14(25) октября и 4(15) ноября, адресованных племяннику покойного и первому уполномоченному на мирных переговорах в Яссах генерал-поручику А. Н. Самойлову, Екатерина II просила его заключить мир на предполагавшихся Григорием Александровичем условиях; одновременно упомянув о своей «глубокой самой печали», отказалась о ней «распространяться» (Екатерина II. 1878. С. 243. № 1–2).

В новом письме В. С. Попову, написанном в тот же день, что и второе письмо А. Н. Самойлову, узнав о совершении отпевания Григория Александровича [состоялось 13(24) октября в Яссах], Екатерина II проговорилась о своих истинных чувствах:

…вижу, что печальные обряды все выполнены, и что горесть наша всеобщая. Я по великой моей чувствительности о сем никак распространиться не могу; Богу одному известно, как велик для меня сей удар.

Три подряд воскресенья – 26 октября (6 ноября), 2(13) и 9(20) ноября – императрица уединённо слушала литургию, находясь на особых антресолях во внутренних покоях; первый публичный выход в придворную церковь во имя Спаса Нерукотворного Образа Екатерина II предприняла лишь 10(21) ноября, став в тот день восприемницей тёзки – внучки адмирала П. И. Пущина (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 684–685, 690, 696). Но через 2 недели, 24 ноября (5 декабря), в день своего тезоименитства, государыня осталась во внутренних покоях, отобедав в спальне одна (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1791 года. 1890. С. 714–718). Одеваясь к выходу, по свидетельству кабинет-секретаря А. В. Храповицкого, Екатерина II неожиданно решила уединиться, не только дав великокняжеской чете и гостям возможность праздновать без неё, но и обратить всё внимание на другую именинницу – четырёхлетнюю внучку государыни великую княжну Екатерину Павловну:

Причесались, убрали голову, но при надевании платья вдруг слезы. Не выходили ни в церковь, ни за стол, ни на бал. Жалуются ипохондриею и не могут сносить публики.

Первый бал, который Екатерина II нашла в себе силы посетить, состоялся по случаю орденского праздника, особо почитавшегося Григорием Александровичем, 30 ноября (11 декабря) 1791 г. – в день памяти апостола Андрея Первозванного (см., например: Екатерина II и Г. А. Потемкин. Москва, 1997. № 1030. С. 395).

Вечером 30 января (10 февраля) 1792 г. Екатерина II отдыхала в своих покоях с гостями, когда около 19 ч в Зимний дворец из Ясс прибыл А. Н. Самойлов с сообщением о размене текстов Ясского мира 1791/1792 гг., осуществлённом А. А. Безбородко и великим визирем Юсуф-пашой. Услышав радостную новость, императрица, как записал А. Д. Волкодав, «изволила оставить ВЫСОЧАЙШЕЕ Свое присутствие с вышеписанными особами» (Камер-фурьерский церемониальный журнал 1792 года. 1892. С. 44). «Всех отпустили и с Самойловым плакали», – уточнил в дневнике кабинет-секретарь (Храповицкий. 1901. С. 227). По воспоминаниям Самойлова, вошедшим в его сочинение «Жизнь и деяния генерал-фельдмаршала князя Григория Александровича Потемкина-Таврического», когда генерал-поручик по приезде встретился с императрицей, «горесть ея была в той же самой мере, как прежде» (Русский архив. 1867. Вып. 12. Стб. 1560).

В августе 1792 г. императрица получила от британских резчиков по камню братьев У. и Ч. Браунов камеи, аллегорически отразившие кончину Григория Александровича (Храповицкий. 1901. С. 238); одна из них, представляющая погребальную урну с заключённой в уроборос – символ вечности и бессмертия – латинской буквой P (Potemkin), ныне хранится в собрании Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге.

Первый день рождения Григория Александровича после его смерти, 30 сентября (11 октября) 1792 г., Екатерина II почтила слезами («были слезы, но при выходе неприметно») (Храповицкий. 1901. С. 240). Накануне первой годовщины смерти мужа и в сам день памяти, как свидетельствует камер-фурьерский журнал 1792 г., императрица, не показывая явно своих чувств, провела в узком придворном кругу и обеденное время, и вечерние часы, когда играла в шахматы (ср.: Камер-фурьерский церемониальный журнал 1792 года. 1892. С. 553–554). Однако, по сообщению А. В. Храповицкого, 4(15) октября 1792 г. она тайно оплакивала покойного наедине с В. С. Поповым, а 5(16) октября постаралась побыть одна («проводили день спокойно… и в уединении») (Храповицкий. 1901. С. 241).