Расиализа́ция, наделение какой-либо группы или групп населения определёнными расовыми (биологическими) качествами, которое превращает их в особую категорию, занимающую своё место в уже сложившейся социально-расовой структуре.

К концу 20 в. в США многие антропологи отказались от категории биологической расы, но там сохранялось представление о расе как социальной категории, и в социологической литературе часто встречается термин «социальная раса» (этот термин в конце 1920-х гг. ввёл советский социолог А. Шийк, но детально его разработал британский социолог М. Бэнтон). Под ней понимается определённая группа или группы населения, которые наделяются своими соседями или государственным законодательством определёнными расовыми (биологическими) качествами и, помимо своей воли, превращаются в особую категорию, занимающую своё место в уже сложившейся социально-расовой структуре. Для такого процесса наделения группы «расовыми свойствами» используется термин «расиализация».

В социологию расовых отношений термин «расиализация» ввёл М. Бантон (Banton. 1977). Затем его подхватил Р. Майлз для обозначения «таких ситуаций, где социальные отношения между людьми структурируются на основе их биологических особенностей, что ведёт к выделению и конструированию различающихся между собой социальных общностей» (Miles. 1989. P. 75).

Понятие «расиализация» занимает принципиальное место в современных определениях расизма. Например, по словам французского социолога М. Вьевьорки, «расизм – это воображаемая конструкция, позволяющая придать расиализованной группе биологический облик и эссенциализировать её в такой степени, чтобы её можно было изъять из человеческого рода и, a fortiori, из любых социальных отношений путём либо натурализации, либо демонизации её или того и другого вместе» (Wieviorka. 1995. P. 33). Такого подхода придерживаются те, кто видит в расе социальную конструкцию. Те же, для кого раса остаётся объективной биологической реальностью, этого подхода не признают.

Главную роль в расиализации как одной из расовых практик играют законодательство, государственная политика, переписи населения и другие формы официального учёта населения, отношения собственности, порядок трудоустройства, особенности расселения и разнообразные институты, способствующие дискриминации и сегрегации. Определённую, хотя и не основную, роль наряду с ними играют и научные технологии, создающие группы путём категоризации. Ярким примером расиализации, причём далеко не всегда осознанной, являлась деятельность американских судов первой половины 20 в., когда, решая вопрос о выдаче гражданства, именно они должны были устанавливать, кто и по какой причине мог претендовать на то, чтобы считаться «белым». Анализ их деятельности убедительно показывает, как судебная практика фактически «создавала расы». Например, в США в связи с антииммиграционным законом 1924 г. суды устанавливали «расовую принадлежность» и решали, является ли приезжий «арийцем» или нет. И было немало случаев, когда индийцам и армянам в этом отказывали. Но судьи решительно отказывались связывать свои решения с расизмом.

И в 21 в. нередки случаи мирного сосуществования институционального расизма с декларативными политическими заявлениями государственных чиновников, отрицающими расизм и направленными против расизма. Речь идёт о всевозможных системах классификаций, призванных внести устойчивый порядок и структурировать сложный современный социокультурный мир, представляя расовые, этнические и национальные общности «естественными образованиями» и сводя всё их разнообразие к определённой иерархической конструкции. В условиях становления и укрепления национальных государств расизм создавал общественное единство, вводя жёсткие правила причастности к такому единству или исключения из него, а также оправдывая социальное неравенство. Этому и призваны были служить иерархические классификации, которыми успешно пользовалась разветвлённая бюрократия, превращавшая дискриминацию в рутинную процедуру. В таком контексте расизм порой смыкается с национализмом и иной раз получает поддержку государства (колониальные режимы, ЮАР и США в прошлом, нацистская Германия). В последнее время некоторые европейские праворадикальные движения выступают под лозунгом «нового (расового) национализма».

С этой точки зрения, большой интерес представляет элитарный расизм (эту проблему более всего разрабатывал Т. А. ван Дейк), воспроизводящийся политической и символической элитами, к которым относятся учёные, преподаватели, журналисты, писатели, поэты. Этот расизм, хотя и воспроизводится в скрытых мягких формах, представляет особую опасность: ведь именно элита обладает политической и экономической властью, и поэтому именно она способна перевести расизм из области идеологии в область реальной политической практики. Нередко вместо того, чтобы открыто выступить против расизма, европейские политики и политические партии в погоне за голосами электората подхватывают ксенофобскую риторику ультраправых, а иногда даже вступают с ними в предвыборные блоки. При этом заявления, направленные против расизма, сочетаются в их выступлениях с лексикой культурного расизма, а также с лоббированием антииммигрантских законов. Подобные явления встречаются и в современной России. В то же время расиализация хотя и создаёт предпосылки для расизма, но не ведёт к нему автоматически.

Так как раса является социальной конструкцией и возникает в результате расиализации, то в различных контекстах она может конструироваться по-разному. История расизма показывает, что в разных регионах мира люди неоднократно переосмысливали расовые категории и даже могли вкладывать в одни и те же понятия разное содержание. Это прямо сказывалось на социальных взаимоотношениях: если в одних странах существовала выраженная расовая дискриминация, то в других люди, различные по физическому типу, мирно уживались друг с другом, поддерживалось расовое смешение и царила расовая терпимость. Поэтому, обсуждая вопрос о социальной роли расы и расизме, следует обращать внимание на то, как люди представляют расу в разных культурных контекстах и насколько она им кажется важной. Ибо бытовое понятие «раса» не имеет прямого отношения к цвету кожи, а является культурной конструкцией, и в контексте социальных взаимоотношений главную роль играет не какая-либо «объективная раса», а представление людей о расе, сложившееся в конкретном культурном контексте.

В разных регионах мира бытуют различные образы «расы», и с течением времени эти образы могут претерпевать существенные изменения. Так, если в США наличие «одной капли чёрной крови» ведёт к признанию человека «чернокожим», то в Латинской Америке наличие «одной капли белой крови» ведёт к признанию его «белым». Всё это подрывает веру в наличие объективных расовых категорий, которые якобы с лёгкостью распознаются даже неподготовленным человеком. Например, в США категория «белых» была тесно связана с гражданством и собственностью, и её содержание неоднократно менялось. Для афроамериканцев расовая идентичность не являлась исконной, а была навязана им в США в эпоху рабовладения. Они прибывали в США, обладая своей племенной идентичностью, но там быстро её теряли и становились единой массой. Во 2-й половине 19 в. американцы не желали признавать ирландцев и итальянцев «белыми»; это пришло лишь в 20 в. А евреи вплоть до послевоенного периода считались в США особой расой, и их стали признавать «белыми» лишь после 1945 г.

Расиализация использует как биологические, так и культурные аргументы. Но в исторической перспективе соотношение между ними менялось, что позволяет различить разные виды расизма – старый (классический), апеллировавший прежде всего к биологии, и новый, переносящий акцент на культуру (культурный расизм).