«По завещанию истинаго друга моего»: как «дочь» Г. А. Потёмкина оказалась в доме великокняжеского лейб-медика. Статский советник М. Л. Фалеев, один из ближайших сотрудников князя Священной Римской империи Г. А. Потёмкина-Таврического, 22 февраля (5 марта) 1790 г. во время своей тяжёлой болезни составил завещание. Перед публичным объявлением этого документа с ним в обязательном порядке должен был ознакомиться Потёмкин-Таврический, чтобы при желании внести в текст любую правку:

…ежели что за потребное признать изволи[т] переменить[,] в том да будет на воле его свято исполнено…

Один из последних пунктов завещания посвящён Елизавете Григорьевне – будущей жене друга великого князя Константина Павловича И. Х. Калагеорги, получившей в литературе известность как дочь Г. А. Потёмкина. М. Л. Фалеев завещал Елизавете Григорьевне в качестве приданого значительные денежные средства – 10 тыс. руб.

Не имевшая в 1790 г. фамилии Елизавета Григорьевна получила от своего благодетеля дополнительную характеристику, позволившую бы отличить эту девушку от других, а также проливающую свет на тайну её происхождения (здесь и ниже курсив наш. – М. З.):

…продав на сие вино наличное, состоящее на Ингульской моей дачи, 10 т. ведр, полагая примерно цену по 3 [руб. за ведро]… выдет 30 000, из которых отпустить также на приданое Елизавете Григорьевне, оставленной от меня на воспитание в доме господина статского советника Ивана Филипповича Бека у жены Алены Андреевны по завещанию истинаго друга моего Ивана Давидовича Зоммера 10 000 руб…

Таким образом, по словам М. Л. Фалеева, он передал Елизавету Григорьевну Е. А. Бек – жене И. Ф. Бека, лейб-медика великого князя Павла Петровича (будущего императора Павла I). Поступок свой Фалеев объяснил исполнением воли покойного друга И. Д. Зоммера (слово завещание употреблено в тексте в значении 'посмертная воля', 'завет'). Завещанные же статским советником девушке деньги носили более чем условный характер: их следовало взять из суммы после продажи вина, произведённого на винокуренном заводе завещателя в Ингульской даче в Херсонском уезде Екатеринославского наместничества (ныне село Садовое Херсонского района Херсонской области).

Сведения об Иване Давидовиче (Иоганне Давиде) Зоммере (Соммере, Соммерсе, Зомире; нем. Sommer) крайне скудны. Очевидно, в начале 1770-х гг., в ходе русско-турецкой войны 1768–1774 гг., он стал врачом Г. А. Потёмкина, командовавшего одним из корпусов в составе 1-й российской армии. Из штаб-лекаря в ранге секунд-майора в 1776 г. был принят в придворный штат в число гофхирургов императрицы Екатерины II, где оставался до конца 1783 г. Указом императрицы от 1(12) января 1779 г. пожалован чином надворного советника [cм.: Месяцослов. [1777]. С. 16; Месяцослов. 1779. С. 14; Месяцослов. [1783]. С. 11; Санкт-Петербургские ведомости. 1779. 8 февраля (№ 12). С. 116]. Зоммер не прерывал связи с Потёмкиным и привлекался им для личных нужд; так, он дважды упомянут в записочках Григория Александровича его племяннице фрейлине императрицы В. В. Энгельгардт (с 1779 княгиня Голицына) ([Потёмкин]. 1875. С. 513–514). В 1780 г. Зоммер купил в Санкт-Петербурге часть усадьбы И. И. Шувалова – дом на Невском проспекте (ныне № 52). В 1783 г. Иван Давидович находился при Потёмкине в Новороссии, но осенью во время болезни Григория Александровича по какой-то причине оставил князя, что стало известно от третьих лиц императрице, всегда трепетно заботившейся о здоровье, и, несомненно, вызвало не только её недовольство, но и привело к карьерному падению врача:

…в крайней печали погружена была по причине опасного состояния твоей болезни. Мои безпокойства, однако, инако не пройдут, как тогда, когда узнаю о совершенном твоем выздоровлении. Дай Боже скорее о том узнать.

Слышу я, что Соммерса нет с тобою, и то меня безпокоит. Дай Боже, чтоб ты скорее выздоровел и сюда возвратился. Ей, ей, я без тебя, как без рук весьма часто. Паче всего, зделай милость – побереги себя.

Зимой 1783/1784 гг. И. Д. Зоммер покинул Императорский двор и, уехав из столицы, занял скромную должность доктора в г. Люцин Полоцкого наместничества (ныне г. Лудза, Латвия) (ср.: Месяцослов. [1784]. С. 10, 265). Вскоре врач перебрался в Екатеринославское наместничество, где владел, вероятно со 2-й половины 1770-х гг., землёй в районе реки Саксагань, на которой постепенно сформировалась слобода, затем село Весёлые Терны (ныне район г. Кривой Рог, Украина) (Материалы для историко-статистического описания … 1880. С. 233–236). В 1786 г. у приятеля М. Л. Фалеева полковника П. П. Ситникова купил слободку Павло-Кичкас (Павлокичкас, Павло-Кичкаска, Павлокичкаска) Новомосковского уезда Екатеринославского наместничества (ныне часть г. Запорожье) (ср.: Макидонов. 2017. С. 72, 74, 80, 94). Умер, скорее всего, в конце 1787 г., но не позднее 23 февраля (5 марта) 1788 г. (ср.: Макидонов. 2017. С. 97; Материалы для историко-статистического описания … 1880. С. 236).

В рассказе сына Елизаветы Григорьевны генерал-лейтенанта К. И. Калагеорги (1813–1889) дом Беков превратился в «лучший» столичный «пансион Беккера» (см. отрывок из письма Калагеорги 1884 коллекционеру П. М. Третьякову: Маркина. 2001. С. 23). Это обстоятельство не было отмечено исследователями, поскольку одни полагают, что такой пансион существовал в Санкт-Петербурге в конце 18 в. (например: Болотина. 2003. С. 187; Елисеева. 2005. С. 174), а другие доверяют рассказу Е. Д. Калагеорги – вдовы Н. К. Калагеорги, внука Елизаветы Григорьевны, записанному коллекционером И. Е. Цветковым в 1907 г., и поэтому уверены в том, что девочка воспитывалась в доме племянника Григория Александровича А. Н. Самойлова (Алексеева. 1975. С. 188. Примеч. 55; Лопатин. 1997. С. 521; Лопатин. 2012. С. 374). Узнав о помеченном 16(27) февраля 1794 г. переводе прошения Елизаветы Григорьевны, адресованного Екатерине II, с жалобой на трудное материальное положение после смерти М. Л. Фалеева, а затем и о завещании Фалеева, В. С. Лопатин попытался совместить с этими документами противоречащее им позднейшее семейное предание, записанное Цветковым. Чтобы не отказываться от тесной связи Самойлова и Елизаветы Григорьевны, исследователь прибег к приёму художественного вымысла, выдвинув тезис о жизни Елизаветы Григорьевны в 1786–1794 гг., после женитьбы Самойлова и до её свадьбы с И. Х. Калагеорги, при Императорском дворе вместе с племянницами камер-фрейлины А. С. Протасовой под присмотром И. Ф. Бека, «лечившего внучек императрицы» (Лопатин. 2012. С. 374).

Семья врача великокняжеской семьи – самое ненадёжное место для сокрытия возможного тайного ребёнка князя Г. А. Потёмкина-Таврического. Факт проживания Елизаветы Григорьевны у Беков вовсе не свидетельствует в пользу её кровного родства с Григорием Александровичем, как не доказывает его и письмо И. Х. Калагеорги П. А. Зубову, в котором он просил графа Священной Римской империи ускорить брак с «la fille naturelle du feu Prince Potemkin», т. е. «внебрачной дочерью светлейшего князя Потёмкина» (письмо, написанное, скорее всего, в начале 1794, ныне в Российском государственном архиве древних актов: Ф. 193. Оп. 1. Д. 522. Л. 1).

В приложении к газете «Санкт-Петербургские ведомости» от 28 марта (8 апреля) 1794 г. читаем о продаже земли, ранее принадлежавшей И. Д. Зоммеру:

…Екатеринославскаго наместничества в Екатеринославском [уезде]: [1]792 года Генваря 8 дня от Коллежского Ассессора и Кавалера Михайлы Васильева сына Шляхтина явлена купчая, данная ему [1]791 года Октября 8 дня от Статской Советницы Елены Андреевой дочери Бековой, по первом муже Зоммеровой, на проданную ею… при речке Саксагане деревню, называемую Веселые Терны… за 13 000 рублей.

Объяснение оказалось прозаичным: помимо национальной принадлежности, профессиональных и служебных интересов, И. Д. Зоммера и И. Ф. Бека связывала женщина – вдова Ивана Давидовича вышла замуж за Ивана Филипповича. Оставить девочку именно ей, а вовсе не Беку при жизни Г. А. Потёмкина-Таврического М. Л. Фалеев мог только при условии, если Елизавета Григорьевна была связана с Григорием Александровичем менее крепкими узами, нежели с покойным Иваном Давидовичем. В доме самого Фалеева, согласно вышеупомянутому завещанию, росло двое его внебрачных детей от девицы Е. В. Свиягиной, проживавшей вместе с ними (Фалеев. 1892. С. 29, 30–31). При необходимости после смерти Зоммера (если допустить, что он был только опекуном Елизаветы Григорьевны) Фалеев мог взять девочку к себе или же иначе устроить судьбу дочери своего покровителя, позаботившись о ней как и о собственных детях или о трёх сёстрах П. П. Ситникова, которым статский советник выделил на приданое по 10 тыс. руб. каждой (Фалеев. 1892. С. 29).

Установление семейно-дружеских связей Зоммеров и Беков, И. Д. Зоммера и М. Л. Фалеева позволяет утверждать: Елизавета Григорьевна была незаконнорождённой дочерью Зоммера (предположительно от камер-юнгферы императрицы Авдотьи Петровны), родилась в 1775 г. в Москве и являлась только крестницей Г. А. Потёмкина. Идея кровного родства Григория Александровича и Елизаветы Григорьевны в этом случае должна была принадлежать Е. А. Бек: выдать замуж выросшую к 1794 г. внебрачную дочь покойного супруга было прежде всего в её интересах.