«Партрета», а не «харя»: царский «племянник» граф П. И. Мусин-Пушкин и шутки царицы Екатерины Алексеевны. В 1716–1717 гг., во время заграничного путешествия Петра I и его супруги Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины I), молодой граф П. И. Мусин-Пушкин выполнял различные поручения царя, например, расплатился за курительную трубку и подавал от имени государя милостыню нищим.

Будучи в Париже, куда Пётр I уехал из Республики Соединённых провинций (ныне Нидерланды) без Екатерины Алексеевны, 2(13) мая 1717 г. царь попросил жену прислать ему его портрет кисти голландского художника К. де Моора (Мора) (ныне в частном собрании; в Эрмитаже в Санкт-Петербурге находится копия, выполненная Андреем Матвеевым), два её портрета – работы Моора (ныне хранится в Эрмитаже) и французского мастера Ж.-М. Натье (ныне также в Эрмитаже), одновременно организовать приезд Натье в столицу Франции с полотном «Битва при Лесной» (ныне в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва).

Привезти картины, которые нужны были царю для создания гобеленов и эмалевых миниатюр («дабы здесь тапицерейною работою оных несколко зделать, также и финифтных маленких, ибо еще тот мастер жив – кои делал в Англии при мне, а ныне здесь»), и сопровождать француза должен был граф П. И. Мусин-Пушкин [в письме назван «племянником»; некоторые историки, однако, видят в этой персоне Е. И. Рагузинского – племянника С. Л. Владиславича-Рагузинского (Мезин. 2015. С. 99, 177)] или царский денщик И. М. Орлов («Орликов») (Письма русских государей и других особ царского семейства. [Ч.] 1. 1861. № 95. С. 67–68).

Уже 15(26) мая Екатерина Алексеевна сообщила супругу: Ж.-М. Натье с её портретом выехал вместе с денщиком, а оба портрета работы К. де Моора (царя и царицы) не могут быть ею присланы, поскольку художник ещё не завершил работу над ними (Письма русских государей … [Ч.] 1. № 217. С. 162).

В Париж, согласно письму Петра I жене от 19(30) мая, прибыл и П. И. Мусин-Пушкин:

Благодарствую за пърисылку партреты (а не хари; только жаль, что стара; пърисланной хто говорил – племянник, а то б мочно за сие слово наказанье учинить).

Эта фраза Петра I может восприниматься как признание государем графа И. А. Мусина-Пушкина (отца «племянника» Платона) своим единокровным братом, якобы рождённым от внебрачной связи царя Алексея Михайловича. Так, российский историк Е. В. Анисимов уверен: юный граф «как родственник» позволил себе «вольные высказывания об изображении царственного дяди» (комментарий исследователя в его базе данных «Биохроника Петра Великого»: Itinera Petri: биохроника Петра Великого день за днем. 19/30.05.1717 // Высшая школа экономики).

Однако, как следует из переписки супругов, слова, сказанные П. И. Мусиным-Пушкиным, не могли относиться к изображению самого государя, поскольку его портрет остался у К. де Моора на доработке, а портрет работы Ж.-М. Натье, представившего российского монарха (в отличие от Моора) молодым и более привлекательным мужчиной, ещё не был даже заказан художнику (написан уже в Париже; ныне его предположительная копия, ранее считавшаяся оригиналом, в Эрмитаже).

Андрей Матвеев. Портрет императора Петра I. 1720–1730-е гг.Андрей Матвеев. Портрет императора Петра I. 1720–1730-е гг.

В письме приведённому выше замечанию Петра I предшествует ласковое обращение к жене: «Катеринушъка, друг мой сердешинкой, здрафъствуй!». Иначе говоря, государь не сообщал ей подробности о возможном проступке графа и даже не жаловался на его предположительно обидное для царя поведение, а значит, был уверен: Екатерина Алексеевна поймёт, что же произошло при встрече с «племянником». Это могло быть в одном случае, если П. И. Мусин-Пушкин лишь передал государю слова самой царицы, которые, в свою очередь, могли относиться только к её собственному портрету, привезённому графом в Париж. Слова «партрета» и «харя», следовательно, характеризуют портрет Екатерины Алексеевны кисти Ж.-М. Натье.

Слово харя значило и 'непригожее, некрасивое лицо', и 'маска', 'личина', тогда как портрет – 'изображение', т. е. образ, близкий к реальности (ср.: Словарь Академии Российской. Ч. 6. Санкт-Петербург, 1794. Стб. 506; Ч. 4. Санкт-Петербург, 1793. Стб. 1001). Краткое же прилагательное стара, скорее всего, отсылает не к возрасту Екатерины Алексеевны (она была существенно моложе 45-летнего мужа), а к факту написания Ж.-М. Натье в 1717 г. не одного, а двух портретов царицы: «большой персоны» в Гааге в то время, когда супруги были вместе, и «маленькой» в Амстердаме – погрудного портрета, созданного по образцу «большого» уже после отъезда Петра I во Францию и переезда художника вместе с царицей в другой крупный город Республики Соединённых провинций [известна гравюра с «маленького» портрета, выполненная частично в зеркальном отображении Я. Хаубракеном – сыном живописца А. Хаубракена; оригинал, по одной из версий, выдвинутой советским искусствоведом И. С. Немиловой, был использован Г. Бухгольцем в 1770-х гг. при создании парадного портрета Екатерины I для Тронного зала Большого дворца в Петергофе (ныне город в составе Санкт-Петербурга); см.: Немилова. 1989. С. 202; С. 206. Примеч. 24)].

Государь не уточнял в письме от 2(13) мая 1717 г., какой из двух портретов жены кисти Ж.-М. Натье ей следует выслать, хотя о написании второго из них он должен был знать: царица заплатила за каждый из портретов одинаковую сумму, составившую 50 червонцев (т. е. 50 золотых монет без номинала с латинскими надписями на аверсе и реверсе, специально отчеканенных в Москве в 1716 для расчётов царствующей четы в заграничной поездке). Поскольку царь хотел заказать в Париже миниатюры с портретов жены, он, по-видимому, и ожидал «маленькую персону», которую ещё не видел (отсюда и сожаление), но Екатерина Алексеевна отправила известную ему «большую персону». Пётр I, очевидно, имел в виду, что самоироничные слова жены о высылке своей «хари», сообщённые ему графом, не соответствуют действительности: присланная ею картина всё-таки не «харя», а портрет, хотя и «старый», т. е. известный ему.

В ответ на разочарование Петра I царица вновь отозвалась шуткой в письме от 25 мая (5 июня) 1717 г., обыграв на этот раз слово «стара»: «хотя и есть, чаю, у вас новые портомои» (т. е. прачки), «старая не забывает» (намёк не без доли кокетства на длительный период добрачных любовных отношений между супругами) (Письма русских государей … [Ч.] 1. № 218. С. 163).

Перед нами, таким образом, не случай неуважительного отношения к государю, якобы доказывающий его кровное родство с Мусиными-Пушкиными, а лишь один из ярких примеров супружеского заигрывания Петра I и Екатерины Алексеевны друг с другом в разлуке.