«Война и мир» в оценке русских критиков 1860-х гг. Известный литературовед Л. Я. Гинзбург отметила, что отклики критиков 1860-х гг. на главную книгу Л. Н. Толстого «похожи… на хулиганство. Никто (кроме Страхова) ничего не понял» (Гинзбург Л. Я. Литература в поисках реальности. Ленинград, 1987. С. 114). Исследовательница почти не преувеличивала. Книга имела громадный успех, но рецензенты не могли, а как правило, и не желали (по причинам идеологическим) роман объяснить. Даже в весьма одобрительных откликах художественное своеобразие толстовского произведения не было раскрыто с достаточной полнотой.

В леворадикальной критике «Война и мир» была оценена как сочинение ретроградное, ультраконсервативное; художественные достоинства рецензентов не интересовали, зато раздражало отсутствие обличений крепостного права. Отмечая успех романа, литератор и поэт радикального направления Д. Д. Минаев добавлял: «Пусть другие радуются, коли есть охота, но в сущности радоваться тут решительно нечему» [(Минаев Д. Д.) С невского берега // Дело. 1868. № 4. Отд. 2. С. 202]. Д. И. Писарев, высоко оценивая талант Толстого, объявил ничтожным предмет повествования, осудил его героев: для критика автор «Войны и мира» – певец «старого барства», а ценность романа в том, что правда жизни победила авторскую идею: «старое барство» бесплодно и достойно лишь гримасы отвращения (Отечественные записки. 1868. № 2. С. 263–268). М. К. Цебрикова, называя Наташу «прелестной девушкой», из которой «могла бы выйти женщина далеко недюжинная», перевела разговор на вопрос о женской эмансипации, с сожалением отметив, что Наташа недотягивает до девиц-эмансипе (Цебрикова М. К. Наши бабушки // Отечественные записки. 1868. № 6. С. 183, 181). Н. В. Шелгунов изобличал ретроградные историософские взгляды Толстого: «"Война и мир" в сущности славянофильский роман, в котором напутаны правда с ложью, наука с невежеством, благо со злом, прогресс с отсталостью. Это какая-то смесь немногого хорошего со многим дурным, возводящая графа Пьера в руководящий идеал, долженствующий обновить и просветить Россию. Только будет ли лучше, если судьбами России будут управлять такие умные люди?» (Шелгунов Н. В. Философия застоя // Дело. 1870. № 1. Современное обозрение. С. 29).

В. В. Берви-Флеровский, писавший под псевдонимом С. Навалихин, утверждал: «Читая военные сцены романа, постоянно кажется, что ограниченный, но речистый унтер-офицер рассказывает о своих впечатлениях в глухой и наивной деревне». Князя Андрея Болконского критик определяет как «цивилизованного бушмена» (Болконский «туп и ограничен»), а Николая Ростова – как одного из «изящных бушменов» (Навалихин С. Изящный романист и его изящные критики // Дело. 1868. № 6. Отд. 2. С. 25–26, 13, 7, 18).

В радикальной сатирической «Искре» печатались рисунки-карикатуры на героев романа с подписями гекзаметром — стихом античных героических поэм. Например, такая: «Гости уж все собрались — и на блюде горячем / Виконт де Мортмарт был предложен. / Не бойтесь, детки, кушать его ведь не будут. / Это сравненье — в эстетической сказке своей эстетике дань отдаю я» (Искра. 1869. № 3. С. 38, текст художника М. С. Знаменского при участии В. С. Курочкина). Гекзаметр выбран не случайно – пародируются притязания Толстого на создание нового произведения большого эпического жанра, подобного древним героическим поэмам Гомера и Вергилия.

Голоса из правого лагеря были также, по большей части, враждебными. «…В романе собраны только все скандальные анекдоты военного времени той эпохи…» – писал А. С. Норов, участник войн с Наполеоном (Норов А. С. Война и мир 1805–1812 с исторической точки зрения и по воспоминаниям современника. Санкт-Петербург, 1868. С. 2). П. А. Вяземский также скептически отнёсся к обращению Толстого с историческим материалом: «Историческое вольнодумство и неверие опустошают землю и жизнь и настоящего отрицанием событий минувшего и отрешением народных личностей. <…> …В упомянутой книге трудно решить и даже догадываться, где кончается история и где начинается роман, и обратно. Это переплетение или, скорее, перепутывание истории и романа, без сомнения, вредит первой и окончательно, перед судом здравой и беспристрастной критики, не возвышает истинного достоинства последнего, то есть романа» (Вяземский П. А. Воспоминания о 1812 годе // Русский архив. 1869. № 1. С. 186–188). И Норов, и Вяземский уличали автора «Войны и мира» в сознательном искажении истории, в клевете на неё. Вяземский, в прошлом видный поэт и критик, друг А. С. Пушкина, участвовал в Бородинском сражении в качестве волонтёра в чине поручика в казачьем полку, сформированном на средства М. А. Дмитриева-Мамонова; он послужил одним из прототипов Пьера Безухова. Воспринимая себя как хранителя исторической памяти о временах своей молодости, он резко осудил книгу Толстого как произведение, заражённое особого рода нигилизмом, или «нетовщиной». Изображение прошлого в «Войне и мире» он посчитал очернением. В частности, обвинил Толстого в клевете на московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина (в романе Растопчин): тот, по мнению Вяземского, не был мелкой и ничтожной фигурой, каким его вывел писатель. Суровый критик не учитывал, что Толстой писал не историческое, а художественное сочинение, и его Растопчин – вымышленный персонаж, лишь отчасти похожий на свой прототип.

Жестокую критику, нередко разносную по тону, вызвала книга у большинства рецензентов-военных. Профессор Академии Генерального штаба полковник А. Н. Витмер, отдавая дань «неотъемлемому литературному таланту автора», категорически не соглашался с Толстым, который не признавал гениальность и великую историческую роль Наполеона I. Витмер отрицал решающую роль народа в Отечественной войне 1812 г. и утверждал, что чувство «тёплого патриотизма», которому Толстой придаёт решающее значение, «всего менее оказывает влияние на участь боя». «Всё же возможное хорошо воспитанный солдат сделает и без патриотизма, в силу чувства долга и дисциплины». (Витмер А. По поводу исторических указаний четвёртого тома «Войны и мира» графа Л. Н. Толстого // Военный сборник. 1868. № 12. С. 436; 1869. № 1. С. 96; отдельное издание: Витмер А. Н. 1812 год в «Войне и мире». Санкт-Петербург, 1869).

Генерал-лейтенант М. И. Богданович, автор официальной «Истории Отечественной войны 1812 года», напечатанной по повелению императора и критически использованной Толстым при написании «Войны и мира», уличал писателя в принижении исторической роли М. И. Кутузова в войне 1812 года и в недооценке роли великих людей в истории [М. Б. За и против. Что такое «Война и мир» графа Л. Н. Толстого? // Голос. 1868. 10 мая (№ 129)].

На общем фоне выделяется цикл статей Н. С. Лескова, оценившего «Войну и мир» весьма высоко. Он утверждал: автор «являет нам в своём последнем, прославившем его сочинении о войне и мире не только громадный талант, ум и душу, но и (что в наш просвещённый век всего реже) большой, достойный почтения характер». Критик отметил «глубину проникновения в святая святых отходящей души» князя Андрея Болконского. Он признал право писателя на свободу обращения с историческими лицами, но при этом называл «Войну и мир» «историческим романом» [Лесков Н. С. Герои Отечественной войны по графу Л. Н. Толстому // Биржевые ведомости. 1869. 9 марта (№ 66); 12 апреля (№ 99)].

Ценные наблюдения по поводу художественных особенностей «Войны и мира» сделал литературный критик Н. И. Соловьёв. Он отметил, что, в отличие от других писателей, люди у Толстого «оказываются теснейшим образом связанными с самыми крупными событиями вследствие неразрывности всех звеньев жизни». Критик точно описал одно из кардинальных свойств толстовской книги: в ней «переплетаются все героические и обыкновенные явления жизни; при этом нередко героические низводятся на степень самых обыденных явлений, а обыденные возводятся на степень героических», причём «ряд исторических и жизненных картин поставлен в таком изумительном равенстве, какому ещё и примера не было в литературах. Дерзость его при совлечении с высоты пьедесталов разных героев тоже поистине изумительна». Отличительная особенность изображения событий Толстым заключается в том, что «на крупный исторический факт у него смотрит всегда кто-нибудь из самых обыкновенных смертных и по впечатлениям этого простого смертного уже составляется художественный материал и оболочка события» (Н. С. «Война и мир» // Северная пчела. 1869. 23 марта (№ 12).

Благожелательную рецензию на первые три тома «Войны и мира» написал известный критик П. В. Анненков. Критик отметил «любопытное и редкое соединение олицетворённых и драматизированных документов с поэзией и фантазией свободного вымысла». Он точно описал структуру романа, как она уяснялась уже из первых трёх томов: «…мы имеем перед собою громадную композицию, изображающую состояние умов и нравов в передовом сословии "новой России", передающую в главных чертах великие события, потрясавшие тогдашний европейский мир, рисующую физиономии русских и иностранных государственных людей той эпохи и связанную с частными, домашними делами двух-трёх аристократических наших семей…» (Анненков П. В. Исторические и эстетические вопросы в романе графа Л. Н. Толстого «Война и мир» // Вестник Европы. 1868. № 2. С. 775).

Философ и литературный критик Н. Н. Страхов создал цикл статей о «Войне и мире». Он характеризовал «Войну и мир» как «семейную хронику» Болконских и Ростовых, но одновременно отмечал эпическую масштабность произведения, сближая его с древними эпопеями: «Огромная картина гр. Л. Н. Толстого есть достойное изображение русского народа. Это – действительно неслыханное явление – эпопея в современных формах искусства». Вдумчивый критик раскрыл значение простоты, воплощённой в образе Платона Каратаева, и «смиренного героизма», присущего у Толстого русским солдатам, офицерам, генералу Дохтурову, Кутузову (Страхов Н. Н. Война и мир. Сочинение графа Л. Н. Толстого // Заря. 1869. № 1–3; 1870. № 1; отд. изд.: Страхов Н. Н. Критический разбор «Войны и мира». Санкт-Петербург, 1871). Сам автор «Войны и мира» считал страховские статьи лучшим из всего написанного о книге.