Фильм «Андрей Рублёв»: основные претензии кинематографистов и чиновников. 18 и 19 января 1966 г. художественный совет Шестого творческого объединения киностудии «Мосфильм» обсуждал отснятый материал фильма Андрея А. Тарковского «Андрей Рублёв». Участники обсуждения впервые получили возможность увидеть и оценить полную (хоть и черновую) версию, чтобы решить проблему существенного превышения метража. Здесь отчётливо и резко были высказаны замечания, которые в дальнейшем прозвучали и за пределами «Мосфильма», предопределив драматичную судьбу картины.

Основные претензии предъявили, во-первых, к образу Андрея Рублёва (его позиция, по словам кинематографистов, отличалась невнятностью, не хватало логики развития характера), во-вторых, к продолжительности сцен, их затянутости, в-третьих, к излишнему натурализму. Тарковский болезненно отреагировал на такую критику: «Я нахожусь в чрезвычайно сложном положении в связи с тем напором, который я выдерживаю со стороны художественного совета, объединения, со стороны генеральной редакции. Но я постараюсь как-то выстоять здесь и внятно ответить на все претензии и пожелания, по отношению к которым у меня выработался свой взгляд» (цит. по: Косинова. 2016. С. 387). Отвечая на многочисленные претензии, он, в частности, сказал: «…если говорить о наших позициях, то речь идёт о том, что для художника самое главное, что его притягивает в конечном счёте, даже, когда он отказывается от первоначально накопленного материала, для него самое главное это необходимость самого жестокого, человеческого, тяжёлого опыта. Только это и только это сможет сделать его искусство светлым. Это процесс мучительный, особенно у художника современного, это процесс, который вообще заставляет часто сойти с колеи, разрушить какой-то единый творческий процесс. Он очень болезненный. Я убеждён, что мы сможем отразить это в своей картине только при том условии, если справедливо расскажем о той проблеме, которую пытаемся как-то художественно осветить. Речь идет о ценности жизненного опыта для художника, самого тяжёлого опыта» (цит. по: Косинова. 2016. С. 391).

Соавтор сценария А. С. Кончаловский обязался внести изменения и сократить ряд сцен, доведя метраж до 5 тыс. м. После доработки материал отправили в Кинокомитет. В марте 1966 г. пришло заключение, подписанное заместителем председателя Кинокомитета В. Е. Баскаковым. Посмотрев материал, Баскаков понял, что перед ним мощный, уникальный талант – Тарковский – и убедительная заявка на великий фильм. После этого вышел приказ о продлении срока производства фильма, подписанный уже А. В. Романовым. Неделю спустя и на «Мосфильме» появился приказ, более детально расписавший порядок работы группы «Андрея Рублёва» над завершением картины.

Съёмочная группа приступила к работе. На этот раз всё ладилось, обошлось без неприятностей, которых в избытке выпало на первом отрезке съёмочного процесса в 1965 г. Группа уверенно, в установленные сроки выходила на финишную прямую.

1 июня 1966 г. Тарковский показал художественному совету объединения первую полную сборку почти целиком отснятого фильма. Даже начерно сложенный фильм произвёл сильное впечатление. Режиссёру вновь довелось выслушать массу самых горячих комплиментов. Но не только их. Сам автор так отвечал на замечания: «Картина ещё не смонтирована. Многие вещи сейчас сюжетно непонятны, нет ещё музыки. Основной вопрос, который дебатировался сегодня с переменным успехом – входит ли в компетенцию образа художественного мышления оперирование натуральными деталями. Это философия искусства. Я считаю, что надо расширять арсенал искусства, иметь это в своём арсенале, что это принципиально нужно и зритель шокирован. Может быть перебор и есть. Я ужасно люблю скучные места, например, в фильме "Евангелие от Матфея" [режиссёр П. П. Пазолини.– Прим. редактора], где длинно говорят, где мне не хватает ритмических медленных кусков. Я понимаю, что картина не будет легко смотреться» (цит. по: Косинова. 2016. С. 413).

В конце июня черновой вариант монтажа фильма обсуждался с членами худсовета Шестого объединения в генеральной дирекции киностудии «Мосфильм». Фильм и у руководства студии вызвал вполне благосклонную реакцию. Каких-то новых замечаний, тем более идеологического характера, не прозвучало.

В преддверии близкого завершения всех работ по фильму встал вопрос о том, под каким названием его выпускать в свет. От рабочего названия «Начала и пути» решили отказаться (в том числе по той причине, что существовала пьеса «Начало и пути» о жизни В. И. Ленина). Вместо этого было предложено название «Страсти по Андрею».

29 июля 1966 г. на «Мосфильме» подписали акт о приёмке этого фильма. Однако официальная сдача фильма не прошла гладко даже на уровне объединения. В редакторском заключении вслед за комплиментарной частью следовал набор замечаний. Из них явствовало, что акт приёмки фильма на самом деле носил не совсем окончательный характер. «Высоко оценивая фильм "Страсти по Андрею", – говорилось в финале документа, – художественный совет указывает, однако, съёмочному коллективу на необходимость значительного сокращения картины (ряд эпизодов и планов могут быть с пользой для дела изъяты, например, полёт лебедя, кулачный бой князей, скачущие в поле татары, увоз дурочки, поиски глины и т. д.) и очистки её от излишества натуралистических деталей (главным образом в новелле "Набег"). Текст и ряд диалогов также могут быть значительно сокращены. Картина не везде удачно тонирована, некоторые сцены необходимо перезаписать. Художественный совет принимает фильм "Страсти по Андрею" и предлагает монтажными исправлениями устранить отмеченные недостатки» (цит. по: Косинова. 2016. С. 420).

В начале августа фильм был официально представлен на утверждение Генеральной дирекции киностудии «Мосфильм». Исход подобного экзамена важен для определения дальнейшей судьбы картины. Здесь решалось, с какой характеристикой картина отправится в Кинокомитет, преподнесёт ли её руководство студии более высокому начальству в сдержанных тонах или охарактеризует как самое высокое достижение советской кинематографии. Репутация фильма и его шансы получить ту или иную категорию по оплате определялись в Генеральной дирекции студии. Обсуждение получилось жёстким, фильм вновь подвергся резкой критике, что нашло отражение в официальном заключении: «Наиболее общим недостатком фильма является отсутствие в нём цельности, распад картины на части, совокупность которых не воплощает и не выявляет замысел в целом. Хотя в каждой новелле есть свой сюжет, общая, главная тема фильма развивается недостаточно отчётливо и не доводится до ясного завершения.

Фильм перегружен жестокостями, натуралистическими и физиологическими подробностями. Там, где жестокости перестают быть средством и становятся целью, они мешают воспринимать историческую сущность событий, разрушают эмоциональное воздействие фильма на зрителя. Самодовлеющее существование в фильме жестокости мешает раскрытию темы художника Рублёва, как темы русского Возрождения» (цит. по: Косинова. 2016. С. 433).

Трудно сказать, почему картина получила такой отзыв. Даже самые слабые и безнадёжные свои работы студии, как правило, не церемонясь, представляли в Госкино как бесценные шедевры в надежде получить первую или по крайней мере вторую категорию. Тем не менее, получив от «Мосфильма» официальное заключение с внушительным перечнем идейно-художественных просчётов, Кинокомитет принял картину. 25 августа 1966 г. Баскаков подписал акт о приёмке фильма с примечательной ремаркой – «с монтажными поправками» (цит. по: Косинова. 2016. С. 436). Видимо, последнее условие было согласовано с Тарковским, поскольку ровно через пять дней он направил и. о. начальника Главного управления художественной кинематографии Е. Д. Суркову отчёт об исполненных 23 исправлениях в фильме.