Куда-кепанг
Ку́да-кепа́нг (индонез. kuda kepang; джатилан, jathilan; джаранан, jaranan; куда-лумпинг, kuda lumping), традиционный яванский танец, включающий в себя демонстрацию трансовых состояний и тесно связанный с верованиями в духов и представлениями об одержимости.
Демонстрация трюка с хождением по разбитому стеклу. Сингапур. 2019. Фото: Ева Рапопорт.Танец куда-кепанг представляет собой часть низовой народной культуры. Он исполняется в различных ситуациях: на свадьбах, обрядах обрезания (в 21 в. также на днях рождения), обрядах очищения деревни, национальных праздниках, таких как День Независимости и даже может быть включен в различные религиозные торжества (Идул Фитри – маркирующий конец Рамадана, Рождество и Пасху, отмечаемые местными христианами, или китайский Новый год). Танец исполняется под аккомпанемент традиционного ансамбля гамелан; иногда также сопровождается пением и/или ритмичными выкриками. Помимо собственно танца и трансовых состояний, куда-кепанг отличает демонстрация трюков, связанных с физической неуязвимостью: в состоянии одержимости участники могут есть стекло, касаться горящих углей или даже брать их в рот, получать удары плетью – все без какого-либо видимого ущерба, что воспринимается как знак покровительства со стороны духов и достоверное подтверждение их участия в представлении.
Паванг (слева) и его ассистенты выводят танцовщицу из состояния транса во время представления в культурном центре Таман Будая, Особый округ Джокьякарта (Индонезия). 2017. Фото: Ева Рапопорт.Особую роль в куда-кепанге играет фигура паванга – местного знахаря, который контролирует состояние танцоров, впавших в транс. Перед представлением паванг совершает обряды, чтобы призвать духов, а в конце представления с помощью своих помощников проводит экзорцизм над исполнителями и выводит их из состояния транса. Сами современные исполнители танца совсем не обязательно обладают какими-либо специальными знаниями и способностями. Согласно местным представлениям, каждый или почти каждый может испытать состояние одержимости. Яванский фольклор и даже местная пресса изобилуют нарративами о спонтанной одержимости духами, часто провоцируемой состояниями острого стресса. Например, известны случаи приступов массовой одержимости среди школьников во время выпускных экзаменов.
Танцор в состоянии транса. Особый округ Джокьякарта (Индонезия). 2018. Фото: Ева Рапопорт.В своем первоначальном значении куда-кепанг (наравне с другими традиционными представлениями, например театром ваянг-кулит, индонез. wayang kulit) может трактоваться как форма подношения местным духам, прежде всего духу – хранителю деревни – данъянгу (индонез. dhanyang). Однако в силу ряда политических и религиозных причин (прежде всего возрастающей исламизации) анимистические ритуальные аспекты танца отходят на второй план, и он в большей степени начинает рассматриваться, в том числе и самими носителями традиции, как выражение (и весьма значимое) скорее культурной, нежели религиозной идентичности.
Куда-кепанг распространен не только на Яве, но и в большинстве мест расселения яванских мигрантов: на других индонезийских островах, в соседних странах – Малайзии и Сингапуре и даже в Суринаме в Южной Америке (вследствие того, что Суринам, как и Индонезия, был в прошлом голландской колонией).
История
«Куда», как и «джаран» в другой версии названия, в индонезийском и яванском языках обозначают лошадь. Двумерные, плетённые из ротанга или бамбука изображения лошадей являются неизменными атрибутами танца. Многие хореографические элементы связаны как с имитацией верховой езды, так и с синхронными покачиваниями изображений в воздухе на вытянутых руках, танцоры даже могут имитировать битву, атакуя друг друга при помощи плетёных фигур, хотя чаще для этого используются деревянные мечи или кнуты. Исполнители танца, как правило, изображают благородных воинов (кшатриев, индонез. satria) доисламского индуистско-буддийского периода яванской истории. Существует огромное количество фольклорных нарративов, связывающих происхождение танца с историями войн или брачных союзов между различными доисламскими яванскими царствами, реже – с историей исламизации острова (проходившей наиболее интенсивно в 15–16 вв.) или борьбой против голландских колонизаторов в 19 в.
Подлинные исторические корни танца сложно установить с какой-либо достоверностью. С 1900–1940-х гг. сохранилось немало фотографий, сделанных чаще всего представителями голландских колониальных властей. Уже эти документальные свидетельства демонстрируют не только факт исполнения танца, но и его исключительно широкое географическое распространение: от Суринама до Амбона (Молуккские острова в восточной части современной Индонезии). Существует несколько европейских, а также яванских письменных источников 19 в., упоминающих исполнение танца с плоскими фигурами лошадей. Никаких более ранних свидетельств, вероятнее всего, не существует. Однако в пользу доисламского происхождения танца говорит тот факт, что традиция его исполнения встречается также на высокогорье Тенгер в Восточной Яве – труднодоступном, в силу специфики ландшафта, еще даже в конце 20 в., что позволило ему служить анклавом яванской культуры, так и не затронутым исламизацией.
Лошади как таковые, хотя и не были эндемичными для Явы животными, были известны яванцам по меньшей мере начиная с конца 1-го тыс. Крупнейший в мире буддийский комплекс Боробудур, воздвигнутый на территории центральной Явы в 8–9 вв., уже содержит рельефы с изображениями лошадей. Среди более поздних рельефов, сохранившихся от восточнояванских царств 11–13 вв., также нередки изображения конных воинов или текстовые упоминания царских слуг, в чью сферу ответственности входил уход за конями и слонами.
Начиная со 2-й половины 20 в., особенно при авторитарном режиме «Нового порядка» (Orde Baru, 1966–1998), государством делались попытки контролировать и трансформировать различные проявления народной культуры, включая куда-кепанг. Основные усилия были направлены на превращение танца в элемент чистой культурной экспрессии, отделенной от любых ритуальных и мистических элементов. Наравне с культурной политикой, ставящей перед собой задачу создания общеиндонезийской национальной культуры из культур различных и зачастую не схожих между собой этнических групп, существенное влияние на преобразования в традиционной культуре оказала и религиозная политика. Хотя идея провозглашения Индонезии в качестве исламского государства, обсуждавшаяся в процессе работы над первой государственной конституцией (1945), была отвергнута секулярными националистами, граждане нового независимого государства были обязаны идентифицировать себя с одной из официально признанных религий. В их список входили: ислам, католицизм, протестантизм, индуизм, буддизм и конфуцианство (последнее, впрочем, долгое время находилось под запретом). За признание религий на государственном уровне отвечало министерство, в котором всегда доминировали именно сторонники исламизации. Яванские синкретические или анимистические верования, известные как кеджавен (индонез. kejawen), не получали официального признания у Министерства религии, несмотря на многочисленные попытки его добиться и тот факт, что именно идеи кеджавен лежали в основе культурного бэкграунда многих представителей индонезийской политической элиты, включая самого президента Сухарто.
Ситуация изменилась только в 2017 г., когда индигенные верования различных народов Индонезии, объединенные в общую категорию алиран кеперчаяан (индонез. aliran kepercayaan – направления верований), были официально признаны как еще один вариант религиозной идентификации, наравне с шестью ранее доступными опциями. Однако в реальности публичная идентификация с локальными верованиями по-прежнему остаётся во многом стигматизированной и проблематичной.
Современное состояние
В 21 в. во многих регионах под эгидой местной администрации проводятся фестивали куда-кепанга, в которых группы исполнителей участвуют на состязательной основе и имеют возможность выиграть денежные призы. Демонстрации транса на таких фестивалях запрещены и могут вести к дисквалификации. Однако коллективы, которые в них участвуют, те же самые, что исполняют полную трансовую версию при других обстоятельствах. Для них фестивали – это возможность прорекламировать себя (особенно в случае победы) и получить больше приглашений от локальных сообществ (отдельных семей или деревенских общин) в дальнейшем. Группы состоят из полупрофессиональных исполнителей, которые, как правило, имеют другой основной источник заработка; в большинстве случаев они получают приглашения выступать и плату непосредственно от представителей локальных сообществ.
Куда-кепанг продолжает пользоваться крайне широкой популярностью в деревнях и небогатых городских кварталах (индонез. kampung), несмотря на критику этой практики в консервативно настроенных исламских кругах и скептическое отношение со стороны многих представителей высших и средних классов (как относительно подлинности состояний одержимости, так и касательно эстетических достоинств танца). До пандемии COVID-19, например, в Особом округе Джокьякарта (административном образовании с населением около 4 млн человек), могло проходить порядка 100–200 представлений куда-кепанга (в этой области чаще обозначаемого как джатилан) в месяц. Исполнители и поклонники танца весьма активны в социальных сетях, которые изобилуют аккаунтами индивидуальных трупп, а также группами, аккумулирующими информацию о предстоящих представлениях. Начиная с середины 2020 г. к этому также добавилась практика трансляции представлений онлайн в режиме реального времени.