«Цыга́ны», одна из четырёх «южных поэм» А. С. Пушкина. Написана в 1824 г. в Одессе и в Михайловском (прижизненные публикации полного текста: 1827, 1835; отдельные фрагменты в 1825–1826 были напечатаны в альманахах «Полярная звезда» и «Северные цветы», а также в журнале «Московский телеграф»).

Поэма «Цыганы» обычно воспринимается как своеобразный итог пушкинского «байронизма» (Томашевский. 1956. С. 632), а вместе с тем как опыт дискредитации «романтического идеала свободы» и «романтического героя» (Бонди С. М. О Пушкине. Москва, 1978. С. 42).

Специфический характер «зависимости» Пушкина от Дж. Г. Байрона обсуждал П. А. Вяземский, выдвинувший парадоксальную, но  убедительную идею подражания без подражания: и «Цыганы» Пушкина, и «Гяур» («The Giaour», 1813) Байрона обнаруживают зависимость не столько от других литературных произведений, сколько от духа своего времени, отсюда и частные, но необязательные «схождения» [Вяземский П. А. Цыганы (писано в 1824 году). М. 1827 г. в тип. Авг. Семена, in 12, 46 стр. // Московский телеграф. 1827. Ч. 15. С. 112–113].

В «Цыганах», сюжет которых сводится к любовной драме – убийству «европейцем» изменившей ему цыганки, отразился пушкинский опыт знакомства с психологией и бытом цыган в Кишинёве (Летопись жизни и творчества Александра Пушкина. Т. 1. Москва, 1999. С. 254) и, что более важно, обобщены основные темы других «южных поэм».

С «Кавказским пленником» (1822) поэму сближает тип героя – разочарованный европеец, индивидуалист, стремящийся к свободе:

Свобода! он одной тебя

Ещё искал в подлунном мире…

Или:

О чём жалеть! Когда б ты знала <…>

Неволю душных городов…

При этом в «Цыганах» выдвинуты «на первый план иные черты характера героя, более мрачные: ревность и мстительность» (Томашевский. 1956. С. 618).

С «Бахчисарайским фонтаном» (1824) «Цыган» роднит тема любовной ревности. Общие для всех трёх поэм – мотивы странствия (связанного не только с героями, но и с автором, как в «Кавказском пленнике» и «Бахчисарайском фонтане»); смерти героини (Черкешенка кончает с собой, Марию убивает Зарема, которую вскоре казнят «стражи гарема», Земфиру и её любовника убивает Алеко); власти судьбы над человеком, страстей, предстающих её орудием, несовместимости миров «цивилизованного» байронического героя и «естественных» людей. В этом отношении «южные поэмы» идеологически противостоят русскому и европейскому «руссоизму» (Долинин. 1914. С. 38), опираясь вместе с тем на отдельные мотивы прозы Ф.-Р. де Шатобриана (Karlinsky. 1963. P. 96–108). Историческая тема, ярко заявленная в эпилоге «Кавказского пленника» (покорение Кавказа), в «Бахчисарайском фонтане» (набеги крымских татар на Польшу) и «Цыганах» (русско-турецкие войны), звучит приглушённо, но сохраняется, оставаясь необходимой частью картины мира.

Особое место в тексте поэмы занимает «римская» тема: в герое рассказа старого цыгана (о не названном им по имени «полудня жителе») Алеко узнаёт Овидия – изгнанника, история которого проецировалась Пушкиным на собственную судьбу.

Он ждал: придёт ли избавленье,

И всё несчастный тосковал,

<…>

Да горьки слезы проливал,

Свой дальный град воспоминая…

Соответствующим образом, многое из того, что говорится в поэме об Овидии, включается в автобиографический подтекст поэмы и в некоторых деталях перекликается со стихотворением Пушкина «К Овидию» (1821) (Вулих Н. В. Образ Овидия в творчестве Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. Ленинград, 1974. 1972. С. 72–74) и рядом других его стихотворений. Слова Алеко о Риме и «певце любви, певце богов», ставшем игрушкой судьбы, звучат как осуждение уже не только императора Августа, преследовавшего Овидия, но и русской власти (нового Рима), обрёкшей автора поэмы на «цыганские» скитания по окраинам империи.

В отличие от более ранних пушкинских поэм, поэма «Цыганы» – «драматическая» (Благой Д. Д. Мастерство Пушкина. Москва, 1955. С. 108), и в этом смысле иногда рассматривается в одном ряду с «маленькими трагедиями» и «Анджело» (1834).

В 1892 г. С. В. Рахманинов написал на сюжет «Цыган» свою первую оперу – «Алеко».