Суверенная демократия
Сувере́нная демокра́тия (от франц. souverain – верховный), идейно-политическая и пропагандистская концепция, фигурировавшая в российском общественно-политическом дискурсе в 2006–2008 гг. и утверждавшая необходимость модернизационного развития России по демократическому пути, но с исключением влияния или оценки со стороны внешних акторов и их пособников в лице «внутренней» олигархии. Концепции присущи сильные корпоративистские и централизаторские элементы. Автором и главным авторитетом концепции суверенной демократии является В. Ю. Сурков, занимавший в эти годы должность заместителя руководителя Администрации Президента РФ и курировавший внутриполитическое направление работы.
Ранее понятие «суверенная демократия» употреблялось в политическом дискурсе, чтобы подчеркнуть роль народа как источника суверенитета при демократическом устройстве общества – у Ж.-Ж. Руссо, в американской политической традиции 19 в., а также на Тайване, чтобы подчеркнуть отличие от материковой Китайской Народной Республики.
Несмотря на широкое распространение в общественно-политическом дискурсе тех лет, суверенная демократия никогда не имела цельной доктрины и развёрнутого «писаного текста». Хотя она чётко ассоциировалась с политическим курсом президента В. В. Путина, сам он никогда этот термин публично не употреблял. Д. А. Медведев упоминал о ней всего однажды (ещё до вступления в должность президента), притом в критическом ключе. Однако несомненно, что концепция суверенной демократии именно этот курс описывала, легитимизировала и в определённом смысле экстраполировала в будущее. Появление концепции суверенной демократии, по словам одного из её активных интерпретаторов – политолога А. М. Миграняна, была попыткой взять в свои руки «идеологическую и пропагандистскую инициативу» (Сурков. 2008. С. 98). Таким образом, суверенная демократия – это скорее пропагандистский нарратив, используемый окружением политического лидера, чем собственно идейно-политическая концепция. Сущность суверенной демократии изложена в ряде статей и выступлений В. Ю. Суркова и ряда других политологов, журналистов и экспертов, занимающих провластные позиции, – В. Т. Третьякова, Д. И. Орлова, А. В. Чадаева, А. М. Миграняна и др. Популяризацией концепции занимались Фонд эффективной политики (ФЭП), Институт общественного проектирования, Издательство «Европа», аналитический центр «Эксперт».
В компактном тексте об основах суверенной демократии В. Ю. Сурков дал такое её определение: «…образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всём её многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, её образующими» (Сурков. 2008. С. 44).
В содержательном плане можно рассматривать суверенную демократию как один из вариантов «демократии с уточняющими определениями» (Collier. 1996) – такой, которая не содержит полного набора характеристик, атрибутируемых демократии политической наукой. На это указывал Д. А. Медведев в своём критическом упоминании о суверенной демократии: «Если же к слову "демократия" приставляются какие-то определения, это создаёт странный привкус. Это наводит на мысль, что все-таки речь идёт о какой-то иной, нетрадиционной демократии» (Медведев. 2006).
Понятие «суверенность» не сводится к тому, как она подразумевалась в исторических употреблениях термина «суверенная демократия» (хотя и такая трактовка суверенности признаётся). Суверенность понимается в первую очередь как недопустимость ни определения норм демократичности, ни побуждения к демократизации внешними по отношению к стране акторами. По этой причине сторонники концепции суверенной демократии отказывались признавать суверенными те страны (в первую очередь – посткоммунистические), в которых процессы демократизации шли с сильным влиянием Запада, а в максималистских трактовках – любые демократические страны, являющиеся младшими партнёрами и союзниками США (Чадаев. 2006). «Внешним» считалось и влияние на российскую политическую жизнь олигархов – лидеров крупного частного бизнеса, которые «нелегитимны» и порождают лишь «сплошные придворные интриги», готовы продать важнейшие активы государства иностранным собственникам и т. п. (Сурков. 2008. С. 130). А как минимум в одной цитате из В. Ю. Суркова «внешним» признается любой «инородный», т. е. не вписывающийся во внутриполитический консенсус, актор, что полностью совпадает с классическими проявлениями корпоративизма, рассматривающего всё общество как единое «тело», управляемое властью – «головой», а любой элемент, не подчиняющийся командам этой «головы», считается болезнетворным и чуждым: «…не будет так же, как в 90-е годы, когда был триллион партий диванного типа… И в эту кашу, естественно, влезли любые микробы, любая зараза шла в этот разлагающийся организм» (Сурков В. Суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности // Росбалт). При этом самому В. Ю. Суркову не было свойственно прямолинейное антизападничество, напротив, он подчёркивал необходимость полноценного сотрудничества (в том числе – с мультинациональными корпорациями) и открытости Западу как условия успеха модернизационных процессов (Сурков. 2008. С. 55). Но у многих других авторов и особенно в многочисленных текстах, использовавшихся в партийно-пропагандистской работе «Единой России», инвективы в адрес Запада были значительно сильнее и употреблялись чаще.
В то же время в концепции менее артикулировано, какие особые черты российской демократии свойственны или должны развиваться в рамках «суверенности». В одном из текстов В. Ю. Суркова содержится утверждение, что суверенная демократия отличается от прочих «интеллектуальным лидерством, сплочённой элитой, национально ориентированной открытой экономикой и умением защищаться» (Сурков. 2008. С. 51). С одной стороны, в ней – на уровне общих деклараций – повторяются базовые принципы демократического устройства общества вплоть до утверждения, что «это ничего специального не означает» (Сурков. 2008. С. 110) и она ничем не отличается от того, что существует в Европе (Сурков. 2008. С. 115), подчёркивается необходимость межэтнического мира и равноправия всех этносов и конфессий России (Сурков. 2008. С. 55). С другой стороны, через отдельные фразы и замечания, а не цельную концепцию упоминаются черты, более свойственные корпоративистскому, а не демократическому строю. Среди таких черт – централизация властных функций «сверх средней меры» (включая, например, назначение губернаторов по представлению президента), идеализация целей политической борьбы (т. е. жёсткая заданность «сверху» политического курса) и персонификация политических институтов: «Говорят, в нашей стране личность вытесняет институты. Мне кажется, в нашей политической культуре личность и есть институт. Далеко не единственный, но важнейший» (Сурков. 2008. С. 13). Добавим к этому упомянутое выше отношение к не подчиняющимся этому курсу акторам как к «заразе». В то же время не упоминаются сменяемость власти, сильная система сдержек и противовесов, развитая политическая конкуренция, права меньшинств (за исключением этнических и конфессиональных).
Концепция суверенной демократии активно использовалась в государственной пропаганде, в идейно-пропагандистской работе партии «Единая Россия». Тем не менее официального статуса эта концепция так и не обрела. С избранием на пост президента Д. А. Медведева в 2008 г. концепция фактически вышла из употребления, хотя В. Ю. Сурков сохранил свой прежний пост в его администрации. В основу риторики нового президента легло понятие «модернизации», для которой «суверенная демократия» в том виде, который она обрела к 2008 г., была плохо приспособлена (хотя в изначальном варианте модернизационный посыл содержала). Никакой функциональной замены – в качестве хотя бы относительно артикулированной концепции – на смену ей не пришло.
В. Ю. Сурков после 2012 г. занимал должности в Правительстве РФ и Администрации Президента РФ, не предполагавшие формулирования идейно-политических концепций. В феврале 2019 г. вышла в свет его статья «Долгое государство Путина», в которой демократия уже называлась фактически фасадной ценностью для России, а желаемое государственное устройство описывалось в духе архаичных корпоративистских установок.