Фильм «Андрей Рублёв»: экспедиция съёмочной группы во Владимир и Суздаль. Директор фильма Т. Г. Огородникова вспоминала: «Трудности начались с самого первого дня. Картина требовала больших денег, которых у нас не было. Первую смету мы составили на 1 600 000 рублей, потом на 1 400 000, потом сократили ещё на 200 000. <…> Нам сказали, что запустят, если мы откажемся от какого-то эпизода, например от первого, Куликовской битвы. Она как раз стоила – если грубо – 200 000. "Если вы согласитесь выбросить её из сценария, то мы вас запустим". Мы подумали-подумали, поговорили: а что нам оставалось делать? – и Андрей Арсеньевич согласился. Но согласиться этого мало, нам сказали: "Пишите расписку". И пришлось дать письменную расписку, что мы уложимся в миллион рублей, выбросив Куликовскую битву. И после этого нас запустили» (цит. по: Туровская. 1991. С. 72).

Андрей А. Тарковский несколько раз переделывал сценарий, писал объяснительные записки, чтобы получить разрешение на съёмки. Пришлось пойти на компромисс: отказаться от сцены Куликовской битвы, согласиться со скромным бюджетом. Тем не менее, отправившись в начале съёмочного периода в экспедицию во Владимир и Суздаль, помимо машин со съёмочной аппаратурой и громоздким кинооборудованием, с собой везли восемь фур с костюмами, оружием и реквизитом для Куликовской битвы. Тарковский не оставлял надежды снять эпизод, хотя бы и в усечённом виде, несмотря на данную руководству «Мосфильма» расписку.

У съёмочной группы планировалось несколько экспедиций. Уже в первой начались роковые неожиданности, невероятные стечения обстоятельств поджидали съёмочную группу на каждом шагу. Режиссёр, вникавший во все детали подготовки к съёмкам и всё испытывавший на себе, однажды едва не погиб. «Он надумал проверить, что за лошади отобраны для съёмки, – рассказывала она [Т. Г. Огородникова]. Лошадь оказалась горячей, понесла, сбросила его. Мы оцепенели от ужаса. Выглядел он кошмарно – весь в крови, бледный как смерть. Но съёмки не отменил, сколько мы ни уговаривали – ни за что, стали снимать. Потом прямо со съёмочной площадки отвезли его в больницу: опасались переломов, сотрясения мозга» (цит. по: Лазарев. 2005. С. 250).

Некоторые трудности съёмочного периода были связаны со строительством декораций. Так, например, декорация «Владимир» строилась у настоящего Успенского собора. Строительство велось на территории, засаженной кустарником и деревьями, дорога покрыта асфальтом. Пришлось убирать деревья, кусты, засыпать дорогу землёй, обкладывать дёрном, убирать электролинию, столбы и телефонную линию, перекрывать пятиэтажный дом. Всё это не предусмотрено сметой в том объёме, который нужен для осуществления строительства и съёмок.

Декорация «Колокольная яма» – одна из самых сложных по организации строительства – стала экспериментом. Колокол весом 5 тонн отливали из железобетона. Изготовление задержалось на месяц. Транспортировка его оказалась очень сложной: перевезти колокол можно было тремя машинами, его пришлось распилить на три части. Не был предусмотрен и разработан технически подъём колокола. «Все эти вопросы решались в процессе строительства декорации, что не могло не сказаться на удлинении срока строительства, а также [потребовало] дополнительных затрат, которые сметой не были предусмотрены (например, стены ямы и печи выкладывались из настоящего бутового камня, возить этот камень пришлось за 70 км от Суздали, где строилась декорация)» (цит. по: Косинова. 2016. С. 333).

Когда объект «Колокольная яма» подготовили к съёмкам, из-за дождей произошёл обвал ямы. Чтобы не оказаться в долгом простое, пришлось на ходу менять планы дальнейших съёмок, а яму восстанавливать заново. Но иногда Тарковский получал и подарки судьбы. «В то время, когда снимали колокольную яму, – вспоминала Т. Г. Огородникова, – готовили Владимир. Очень долго Андрей Арсеньевич с Юсовым искали место для "поисков глины". Мы объездили все окрестности Суздали и Владимира и нигде никакой глины найти не могли. (Это когда Бориска кричит, что глину нашёл.) И случайно, уже отсняв колокольную яму, мы увидели: ручеёк бежит, и огромная такая глыба с глиной; уже весна началась, и она обнажилась. У этого места мы эту сцену и снимали» (цит. по: Косинова. 2016. С. 334–335).

Преодолевать сложности помогало то обстоятельство, что Тарковскому удалось сформировать очень крепкую съёмочную группу. В. И. Юсов вспоминал: «Надо отдавать отчёт в том, что Андрей, как режиссёр только что кончивший институт, и по тем объёмам, который представляла его дипломная и студенческие работы, ещё не накопил достаточный опыт, чтобы осуществлять такие сложные и масштабные проекты, каким был наш фильм "Андрей Рублёв". <…> [Но] у нас получился опыт настоящей коллективной работы. Мы как бы дополняли возможности друг друга. Груз тяжёлой нашей ноши распределялся на разные плечи, а не только на одного Андрея. Андрей – это его фантазия, а уж реализация чаще была за людьми, окружавшими его. <…> …Картину делал большой коллектив, об этом мы не должны забывать. Группа до семидесяти человек на разных этапах работала над фильмом. А так, минимум, всегда 35–40 человек. Нужно отдать должное всему коллективу – любили все Андрея несмотря на то, что зачастую многие члены группы были значительно старше его. Но что-то в нём было – видимо, такая одухотворённость, преданность своей идее, что людей очень привлекало» (цит. по: Косинова. 2016. С. 335).

Тарковский очень быстро, в ходе первых же съёмок, «поймал» особую, новую для себя стилистику будущего фильма. Поэтому материал, снятый в той первой экспедиции, производил цельное впечатление.