Бо́лотовский догово́р, историографическое название соглашения 1-й половины 14 в. между Псковом и Новгородом. Единственное косвенное упоминание о нём содержится в известии летописей Новгородско-Софийского круга под 1348 г. при описании похода новгородцев к крепости Орешек (ныне Шлиссельбург). В разное время в историографии ставились под сомнение характер соглашения, его содержание, время и место его создания, а также само существование.

Летописные сведения о договоре

Оригинал соглашения и его списки не сохранились. Летописное сообщение под 1348 г. представлено двумя редакциями: краткой (Софийская первая летопись) и пространной (Новгородская четвёртая летопись, вторая выборка Новгородской Карамзинской летописи). Учитывая то, что псковское летописание (по крайней мере, Псковская первая и Псковская третья летописи) испытало влияние летописей Новгородско-Софийского круга (Насонов. 2003. С. 24–29), заимствовав оттуда целый ряд хронологически близких к 1348 г. известий, показательно, что, несмотря на кажущуюся важность Болотовского договора для Пскова, известие о нём в псковском летописании отсутствует вовсе. Не содержит информации о договоре и Новгородская первая летопись.

В Софийской первой летописи информация о соглашении представлена в следующем виде:

Того же лѣта, коли идучи новгородьци к Орѣховцю, даша жалование городу Пьскову: посадникомъ новогородскымъ въ Пьсковѣ ни сидѣти, ни судити, а от владыкы судити их брату пьсковитину, а от Новагорада их не позывати ни дворяны, ни подвоискыми, ни софьяны, ни извѣтникы, ни биричи, но назваша братомъ молодшимъ Новугороду Пьсковъ.

Перевод: «В том же году, пока шли новгородцы к Орешку, дали жалованную грамоту городу Пскову: посадникам новгородским в Пскове не сидеть, не судить, а суд от лица архиепископа проводить их брату псковичу, а из Новгорода не вызывать псковичей для занятия должностей при дворе князя, княжеских глашатаев, служителей Софийского дома, участников судебных разбирательств, судебных исполнителей, объявляющих указы, но назвали Псков младшим братом Новгорода».

Текст Новгородской четвёртой летописи более развёрнут:

И Плесковици рѣша Новгородцѣмь: «не хотимъ стояти долго, но идемъ прочь». Рѣша же Новгородци: «братье Плесковици, топерво мы вамъ дали жалобу на Болотови, посадникомъ нашимъ оу васъ въ Плесковѣ не быти, ни судити, а [о] владыцѣ судити вашему Плесковитиноу, а из Новагорода васъ не позывати дворяны, нi подвоискыми, нi Софьяны, нi извѣтникы, нi бѣрѣчи; но борзо есте забыли наше жалованiе, а нынѣ хощете поѣхати; поидете в ночь, а поганымъ похвалы не даите, а намъ нечести».

Перевод: «И псковичи решили и сказали новгородцам: "не хотим стоять долго и идём прочь". Решили же новгородцы: "братья псковичи, ранее дали вам жалованную грамоту в Болотово, чтобы посадников наших у вас в Пскове не было и они там не судили, а суд от лица архиепископа проводить псковичу, а из Новгорода не вызывать вас для занятия должностей при дворе князя, княжеских глашатаев, служителей Софийского дома, участников судебных разбирательств, судебных исполнителей; но быстро вы забыли наше пожалование, а теперь хотите уехать; поезжайте ночью, не давая «поганым» повода к одобрению, а нам бесчестия"».

Оба рассказа, повествуя об одном и том же событии – совместном походе новгородцев и псковичей к Орешку, дают совершенно разную трактовку договора между ними. В краткой редакции «жалование» Пскову даётся новгородцами во время самого похода, в то время как пространная версия подразумевает, что оно было сделано ранее, причём обозначено и место, где было дано «жалование» – Болотово (в Новгородской Карамзинской летописи – Волотово: ПСРЛ. Т. 42. С. 128), которое и дало название договору в историографии.

Неразрешимым представляется вопрос о первичности краткой или пространной редакции известия. На первый взгляд кажется, что Софийская первая летопись содержит краткий пересказ известия Новгородской четвёртой и Новгородской Карамзинской летописей и, соответственно, её известие вторично. Однако фрагмент текста, отсутствующий в пространной редакции («но назваша братомъ молодшимъ Новугороду Пьсковъ»), не позволяет сделать столь однозначный вывод. Подобная риторика («младший брат») применительно к Пскову не раз встречается в псковском и особенно новгородском летописании, причём в известиях хронологически более поздних по отношению к 1348 г. Таким образом, она выглядит не вставкой, а скорее органичной деталью.

Вероятно, обе редакции в разной степени отразили текст общего протографа, который представлял собой или сам текст договора (либо его копию) или другое летописное известие. При этом нет сомнения, что на каком-то этапе летописец имел дело с текстом «пожалования», т. к. основная часть известия, совпадающая в обеих редакциях, воспроизводит, как показала Т. В. Круглова, формуляр новгородских жалованных грамот (Круглова. 2011).

Болотовский договор в историографии

Начиная с Н. М. Карамзина, в историографии утвердилась следующая трактовка взаимоотношений Новгорода и Пскова: Псков в 12 – 1-й половине 14 вв. был одним из новгородских пригородов (т. е. городом, находившимся в подчинённом относительно Новгорода положении), а Болотовский договор 1348 г. коренным образом изменил их взаимоотношения: Псков получил независимость от Новгорода, который перестал присылать туда наместников-посадников (Карамзин. 1992. С. 137). Вслед за Карамзиным схожие оценки Болотовского договора и предшествовавших ему взаимоотношений между Новгородом и Псковом предложили С. М. Соловьёв (Соловьев. 1988. С. 250), И. Д. Беляев (Беляев. 1867. С. 144, 181–182, 257–259; считавший, однако, что реальную независимость Псков получил до Болотовского договора), Н. И. Костомаров (Костомаров. 1868. С. 255), А. И. Никитский (Никитский. 1873. С. 212).

В советской историографии трактовка Болотовского договора долгое время оставалась прежней. В работах Б. Б. Кафенгауза и М. Н. Тихомирова представлена в целом та же картина: Псков, долгое время бывший новгородским пригородом, становится самостоятельным, а Болотовский договор либо фиксирует реальность, уже сложившуюся ко времени его заключения, либо, наоборот, становится первым шагом Пскова к утрате зависимости от Новгорода (Кафенгауз. 1969. С. 3; Тихомиров. 1956. С. 388–391).

Поворотным моментом в оценке Болотовского договора стала публикация в 1975 г. статьи С. И. Колотиловой. Исследовательница отметила, что вопреки устоявшейся историографической концепции о том, что Псков был до середины 14 в. новгородским пригородом, источники такого именования Пскова не фиксируют, и это вряд ли можно счесть случайностью. Колотилова обратила внимание и на факт изменения содержания понятия «пригород» на протяжении 12–15 вв.: изначально оно описывало скорее крепость, охранявшую подступы к главному городу, чем собственно подчинённый «младший» город. Это последнее значение понятия установилось, по мнению исследовательницы, только в 13 в. Псков же, входя в состав новгородских земель, занимал в них особое положение, которое, хоть и было «младшим» по отношению к Новгороду, но всё же позволяло ему зачастую вести свою собственную политику, шедшую порой вразрез с политикой новгородцев. К концу 13 в. постепенно стала оформляться система новгородских пригородов, но Псков в силу своего особого положения таковым не стал. Опираясь на краткую редакцию известия о Болотовском соглашении, Колотилова высказала точку зрения о том, что договор фиксировал отказ не от реально существовавших «старых прав, а от распространения на Псков юридических норм, характеризующих новое положение новгородских пригородов» (Колотилова. 1975. С. 152).

В. Л. Янин, назвав мнение С. И. Колотиловой парадоксальным, тем не менее фактически согласился с ней в главном – Псков никогда не был новгородским пригородом. Прямо об этом исследователь не писал, отметив, что «на всем протяжении XII – первой половины XIV вв. Псков не обнаруживает даже малейших признаков политической зависимости от Новгорода» (Янин. 1992. С. 11). Янин первым обратил внимание на то, что две летописные версии известия о Болотовском договоре значительно отличаются в смысловом отношении. Предпочтя, в отличие от Колотиловой, пространную редакцию, исследователь отметил, что буквальное прочтение однозначно свидетельствует в пользу того, что Болотовский договор был заключён не в 1348 г., во время похода к Орешку (что вроде бы подразумевается в краткой редакции), а за некоторое время до него. В пользу этого, по мнению историка, свидетельствуют такие выражения как: «топерво мы вамъ дали жалобу на Болотови» и «но борзо есте забыли наше жалованiе, а нынѣ хощете поѣхати». Развивая свою мысль, Янин отметил, что трудно представить, что псковичи в условиях только что завоёванных привилегий бросили новгородцев, причём сделали это демонстративно. Поставив цель определить, когда и где Болотовский договор был заключён, исследователь отверг предшествовавшие 1348 г. два десятилетия как не содержавшие никаких событий, которые могли бы спровоцировать заключение договора, и пришёл к выводу, что заключение договора следует видеть в событиях 1329 г., связанных с походом великого князя владимирского Ивана I Даниловича Калиты и новгородцев на Псков, где сел на княжение бежавший из Твери князь Александр Михайлович. После его отъезда из Пскова горожане заключили мир с Новгородом, который, по мнению Янина, и следует называть Болотовским. В качестве дополнительного аргумента исследователь привёл данные географии: рядом с Орешком нет населённого пункта Болотово, в то время как недалеко от Опок, где происходила встреча посланного псковичами посадника Шелоги с Иваном I Даниловичем и новгородцами, располагалась деревня Волотово, с которой и следует отождествлять летописное Болотово. Янин развил свою мысль, сославшись на описание событий 1329 г. в Псковской первой летописи: «докончаша миръ вѣчныи со псковичи по старинѣ, по отчинѣ и по дединѣ» (ПСРЛ. Т. 5, вып. 1. С. 17). Эта фраза, по мнению историка, свидетельствует в пользу того, что Болотовский договор воспроизводил традиционный формуляр недошедших до нас новгородско-псковских докончаний (Янин. 1992. С. 6).

Негативная часть аргументации В. Л. Янина в целом весьма убедительна, однако его предположения о времени, месте и характере договора вызывают определённые возражения. Во-первых, ойконим «Болотово» или «Болото» не так уж и редок в топонимике современной Ленинградской области. Деревни с таким названием есть в Волховском и Лужском районах соответственно. Первая находится на реке Волхов, т. е. на естественном пути новгородцев к Орешку, а вторая – на полпути между Новгородом и Псковом, т. е. Волотово близ Опок уже не представляется единственно возможным вариантом места заключения договора. Во-вторых, предположение о том, что Болотовский договор воспроизводил традиционный формуляр новгородско-псковских докончаний сомнительно, поскольку, согласно Псковской первой летописи, где приведена формула «по старинѣ, по отчинѣ и по дединѣ» (в Новгородской первой, Новгородской четвёртой, Софийской первой, Новгородской Карамзинской её нет), псковичи заключают мир с Иваном I Даниловичем, а вовсе не с новгородцами, что, в частности, было отмечено А. В. Валеровым (Валеров. 2001. С. 7).

Относительно датировки договора оппонентами В. Л. Янина выступили А. В. Ерёменко, Т. В. Круглова и С. В. Белецкий. По мнению этих исследователей, договор следует относить к началу 1340-х гг., ко времени войны с Ливонией, во время которой псковичи в критический момент обратились за помощью к Новгороду, но получили отказ. При этом Белецкий был склонен видеть в Болотовском договоре скорее закрепление фактически оформившейся в начале столетия самостоятельности Пскова, в то время как Круглова и Ерёменко оценивали договор противоречиво: с одной стороны, по их мнению, он фиксировал подчинённое положение Пскова по отношению к Новгороду, но с другой стороны, в это же время Псков двигался к фактической независимости (Еременко. 2000; Круглова Т. В. Церковь и духовенство в социальной структуре псковской феодальной республики. Москва, 1991. С. 8; Белецкий. 1994. С. 65–68).

В. А. Буров, развивая идеи С. И. Колотиловой, вступил в полемику с В. Л. Яниным в отношении оценки Болотовского договора. По его мнению, ключевое место летописных известий о последнем – заключительный пассаж краткой редакции, отсутствующий в пространной: «но назваша братом молодшим Новугороду Псков». Наименование «младшим братом» в политической риторике Древней Руси того времени, как замечает исследователь, есть ни что иное, как указание на вассальную зависимость Пскова от Новгорода, что, несомненно, подтверждается большим массивом русских источников того времени, где термины родства используются для обозначения отношений зависимости разной степени (Буров. 1994. С. 139–141).

А. В. Валеров вслед за В. Л. Яниным склонен видеть в Болотовском договоре отражение новгородско-псковских соглашений, закреплявших обретённую Псковом ещё в 12 в. независимость, но при этом относит время его заключения к 1340-м гг. Указав на то, что мир 1329 г. был заключён не между Новгородом и Псковом, а между последним и великим князем владимирским Иваном I Даниловичем, Валеров обратил внимание на выражение «борзо ести забыли наше жалование», которое, по его мнению, указывает на то, что договор был заключён незадолго до 1348 г. В результате исследователь остановился на 1342 г. как наиболее вероятной дате заключения соглашения. Соображения В. А. Бурова по поводу вассальной зависимости Пскова от Новгорода были Валеровым отвергнуты на том основании, что именование Пскова «молодшим братом» встречается только в поздних летописях (Валеров. 2001).

Т. В. Круглова в своей специальной статье (Круглова. 2011) высказала ценнейшие источниковедческие наблюдения об известиях о договоре. Её чрезвычайно важное наблюдение, уже отмеченное выше, о том, что общий текст обеих редакций близок к формуляру новгородских жалованных грамот, позволяет объяснить многие вопросы, связанные с Болотовским договором. Во-первых, это согласуется с самими летописными известиями, где в обоих случаях само действие обозначено как «жалованье» (краткая редакция) или «жалоба» (пространная). Во-вторых, жалованная грамота, в которой был только один актор – Новгород, отражавшая уже сложившиеся к моменту пожалования отношения, могла быть попросту неинтересна псковскому летописцу, что объясняет отсутствие упоминания о ней в псковском летописании. После исследования Кругловой определение «договор» применительно к рассматриваемому соглашению уже не выглядит бесспорным; лишённой оснований представляется и высказанная В. Л. Яниным идея о том, что Болотовский договор воспроизводил формуляр псковско-новгородских докончаний 12 в.

А. А. Вовин предпринял попытку синтезировать идеи С. И. Колотиловой, Т. В. Кругловой, В. А. Бурова и отчасти В. Л. Янина и А. В. Валерова с привлечением гипотезы А. В. Кузы о трёхчастной структуре Новгородской земли в 11 – начале 12 вв. (Вовин. 2019. С. 89–123). По мнению Вовина, Псков после событий 1132–1136 гг. начал свой путь к самостоятельности, а отношения с Новгородом представляли собой конфедерацию (идею об этом ранее высказывал Валеров). В результате военного поражения и оккупации ливонцами в 1240–1242 гг. Псков был освобождён новгородскими войсками и, соответственно, попал в определённую зависимость от «старшего брата» (что перекликается с идеей Бурова о вассальной зависимости Пскова от Новгорода во 2-й половине 13 в.). При этом новгородским пригородом Псков не становится, а степень его фактической зависимости постепенно уменьшается. В 14 в. сложилась ситуация, когда номинально Псков ещё зависел от Новгорода, а фактически уже был полностью самостоятелен. В этих условиях появилась «Болотовская жалоба» или «жалованье» как попытка Новгорода закрепить хотя бы остатки былого влияния. В этом контексте вряд ли удивительно, что псковское летописание не уделило этой жалованной грамоте никакого внимания. Вслед за А. В. Ерёменко, Кругловой, С. В. Белецким и Валеровым Вовин датирует «Болотовское жалованье» началом 1340-х гг., отмечая, что с этого момента в Пскове появился институт коллективного посадничества, что могло быть своеобразным институциональным ответом на новый статус, закреплённый в «Болотовском жалованье», в частности на отказ Новгорода присылать в Псков посадников.

Хронологически последняя работа, посвящённая Болотовскому договору, принадлежит Н. А. Петровой (Петрова. 2020). Исследовательница подробно разбирает предшествующую историографию, упуская при этом последние работы Т. В. Кругловой и А. А. Вовина, и возвращается к традиционной точке зрения о заключении договора непосредственно в 1348 г., во время осады Орешка. В качестве главного аргумента в пользу именно этой даты исследовательница указывает на использование в пространной редакции обстоятельства «топерво» (в некоторых списках написано раздельно), которое, по её мнению, нужно трактовать как «сейчас» или «только что». Более того, на основании анализа хронологии осады Петрова предпринимает попытку более точно определить время заключения договора, отнеся его к 1-й половине августа 1348 г. Как возможное место заключения договора исследовательница определяет располагавшуюся неподалёку от Орешка деревню Болотово, известную по писцовым книгам начала 16 в.