Батлер Октавия
Ба́тлер Окта́вия, Октавия Эстелл Батлер (Octavia Estelle Butler) (22.6.1947, Пасадена, Калифорния – 24.2.2006, Лейк Форест Парк, Вашингтон), афроамериканская писательница, автор научно-фантастических романов и рассказов. Лауреат литературных премий в области научной фантастики, а также обладатель престижного «гранта для гениев» Фонда Джона и Кэтрин Макартур (1995). В 2000 г. удостоена награды Американской ассоциации PEN America за выдающиеся достижения в области литературы. Писательская карьера Батлер началась в 1971 г., когда вышел её первый рассказ «Пересечение» («Crossover»). Во всех произведениях писательница так или иначе освещает проблемы человеческой и межвидовой коммуникации, сосуществования видов и выживания через адаптацию к меняющимся условиям.
Octavia Butler. Patternmaster. New York, 1976 (Октавия Батлер. Хозяин матрицы). Обложка.Произведения Батлер отмечены детским увлечением комиксами о супергероях и космическими «сагами» золотого века научной фантастики 1930–1950-х гг. (в первую очередь А. Азимова и Р. Хайнлайна). Позднее отношение Батлер к фигуре супергероя изменилось: комикс питает фантазии о силе и власти, но и является источником фрустрации, ведь по отношению к супергерою читатель – обычный человек, посредственность. Проблема иерархичности отношений, которая заложена в образе супергероя, легла в основу первого романа Батлер, «Хозяин матрицы» («Patternmaster», 1976), принёсшего ей известность среди читателей научной фантастики.
По сюжету романа в будущем появляется новый «вид» людей – «псиоников», обладающих телепатическими способностями. Биологические изменения приводят к изменениям социальным: элиминируются все типы отношений и иерархий, кроме доминирования сильного «вида» над слабым – тех, кто обладает «суперспособностями», над обычными людьми. Однако раскол и борьба за власть происходят и внутри группы «псиоников». Взаимосвязь власти и неизбежной иерархичности любых отношений проявляется и в последующих произведениях писательницы. «Даже полностью однородная группа, которую только можно себе вообразить, создаст причины для расслоения и внутренней борьбы», – говорит она в одном из интервью. Позднее она продолжила эту мысль: «В странах, где нет религиозных различий или различий по расовому признаку, люди находят другие основания, чтобы выгородить какую-то группу людей и смотреть на неё свысока» (Перевод наш. – А. З.; Marriott. 2000).
«Хозяин матрицы» связан с ещё одним детским и подростковым увлечением Батлер. В автобиографическом эссе «Позитивная одержимость» («Positive Obsession», 1989) она рассказывает, как в детстве постоянно писала истории, в которых представляла, будто обладает разными сверхспособностями, в том числе телепатией (Butler. 2005. P. 128). Какое-то время она была убеждена, что с возрастом у неё проявится подобная суперсила, а в колледже Батлер практиковала самогипноз, надеясь развить в себе эту силу (Canavan. 2016. P. 36). Хотя в 1950–1960-х гг. телепатия ещё могла считаться возможной с точки зрения науки, к 1970-м гг. она уже перешла в разряд псевдонауки и даже суеверия. Всё это побуждало Батлер задуматься, как будет читаться её роман: не слишком ли он «комиксовый» по содержанию и стилю (Canavan. 2016. P. 62).
Батлер постоянно писала и переписывала произведения, испытывая сомнения по поводу написанного, – она продумывала варианты развития истории, перетасовывала сюжетные ходы и персонажей, а также искала свой стиль. В колледже она посещала писательские курсы, а в 1970 г. стала участницей творческой мастерской в Кларионском университете. Это была одна из самых старых из подобных мастерских для писателей-фантастов, где Батлер познакомилась с писателем Х. Эллисоном, который принял её рассказ «Следопыт детей» («Childfinder») для публикации в антологии «Последние опасные видения» («The Last Dangerous Visions»). Антология так и не вышла. Интенсивная работа над текстами была связана с желанием нащупать «метод» создания бестселлеров, однако писательнице это редко удавалось. Неспособность создавать тексты, которые имели бы широкий успех, отчасти объясняется пессимистичным отношением к миру и человечеству, присущим всем произведениям Батлер.
В рассказе «Звуки речи» («Speech Sounds», 1983) действие происходит в мире, охваченном эпидемией некоего вируса, который лишает людей способности к языковой коммуникации. Главная героиня встречает мужчину, который спасает её от нападения обезумевшей банды, – он кажется ей идеальным героем, с которым она будет в безопасности. Однако позднее он ввязывается в драку (чтобы защитить другую женщину и её детей), и его убивает случайная пуля. Поступок оказывается бессмысленным и ненужным – герой не только гибнет сам, но и не способен никого защитить (женщину, которую он бросился спасать, убивают). Напротив, поведение героини (быть незаметной, не встревать в чужие конфликты) показывает себя более эффективным для выживания. В финале обнаруживается, что и дети убитой, и героиня не утратили способности к речи, однако последняя понимает, что для выживания это отличие необходимо скрывать. Героиня оставляет детей у себя, чтобы передать им знания о языке и культуре в надежде, что в будущем они встретят других, кого не затронул вирус, родят своих детей и передадут им полученные знания.
В этом рассказе в концентрированном виде представлены черты, характерные для прозы Батлер. Её героини всегда одиноки, изолированы от окружающих и представляют исчезающее меньшинство; как следствие, они должны выживать – не противостоять обстоятельствам и пытаться их изменить (т. к. это невозможно), а приспосабливаться к ним, идти на компромиссы и меняться, даже если изменения означают утрату своей идентичности – социокультурной и видовой. Выживание индивида менее важно, чем сохранение человечества как вида, которое возможно только через размножение. Обычно герои Батлер – матери (в прямом или косвенном смысле): они гарантируют возможность будущего через репродукцию генетической и/или культурной памяти человечества.
Фрагмент черновика романа «Родня» Октавии Батлер. Библиотека Хантингтона, Сан-Марино (США).В романе «Родня» («Kindred», 1979), принёсшем Батлер славу и известность за пределами аудитории научной фантастики и уже ставшем классикой американской литературы, афроамериканка из Нью-Йорка 1970-х гг. необъяснимым образом переносится на плантацию в южный штат Мэриленд начала 19 в. Рассказ о столкновении с национальным прошлым, с историей рабства в США может быть прочитан и как повествование о восстановлении «верной» исторической хронологии: героиня должна спасти своего предка, сына хозяина плантации, и тем самым гарантировать своё рождение в будущем. Однако причины поведения героини неоднозначны. Героиня сама становится рабыней, но, несмотря ни на что, постепенно привязывается к дому, его обитателям и другим рабам, – в то же время она чувствует, как попадает под манипулятивное воздействие хозяина, как её «приручают». В результате она не всегда может с уверенностью сказать, что именно руководит ею – инстинкт выживания, личная симпатия или же «рабская» привязанность к хозяину, – когда она раз за разом спасает своего предка. Батлер помещает героиню в ситуацию, в которой необходимо задаться вопросом, в какой степени человек контролирует свои поступки, что именно является стимулом к выживанию и стоит ли это пережитых страданий.
Octavia Butler. Kindred. New York, 1979 (Октавия Батлер. Родня). Обложка.Более радикальную форму сюжет о выживании приобретает в рассказе «Мы все – одна семья…» («Bloodchild», 1984). Тлики, обитатели далёкой планеты, используют людей в качестве инкубаторов для вынашивания личинок будущих взрослых особей. Однако отношение этих существ к людям не похоже на чистую эксплуатацию: Тлики могли бы держать людей в резервациях в качестве домашнего скота, но вместо этого люди и инопланетяне живут «семьями», между видами даже устанавливаются отношения привязанности и симпатии. Рассказ мог бы быть прочитан как история о взаимном доверии и симбиотическом сосуществовании, но при этом отказывает читателю в весомых аргументах в пользу подобной трактовки. Главный герой, юноша, соглашается выносить личинки Тлика, с которым они вместе росли. Однако остаётся неясным, нужна ли вообще инопланетянину человеческая симпатия: возможно, ощущение семейных уз – иллюзия, придающая какую-то осмысленность существованию. Оппозицию герою составляет его мать: она родила детей и тем самым обеспечила продолжение вида, однако индивидуальное выживание для неё лишено смысла, а тот смысл, который предлагают ей Тлики, – манипуляция. Тлики выделяют вещество, которое продлевает людям жизнь и избавляет от болезней, но также действует как наркотик и вызывает зависимость. Мать отказывается от наркотика и тем самым от продления жизни и соглашается на медленное (хотя и естественное) умирание.
Среди героинь Батлер самым радикальным конформистом и приспособленцем считается Лилит Ийяпо из трилогии «Ксеногенез» («Xenogenesis»), в которую входят романы «Рассвет» («Dawn», 1987), «Ритуалы взросления» («Adulthood Rites», 1988) и «Имаго» («Imago», 1989). По сюжету человечество почти полностью уничтожено в результате глобальной войны, остатки людей спасены пришельцами Оанкали, которые преследуют одну цель – меняться: они скрещиваются с новыми видами, пребывая в постоянной динамике генетической трансформации. Для людей политика Оанкали – это политика захвата и подавления слабого сильным, ведущая к уничтожению вида; для Оанкали, называющих себя «торговцами генами», их деятельность направлена не на ассимиляцию людей, а на взаимный обмен, в ходе которого оба вида исчезают, сливаясь в новое существо – гибрид. По словам Оанкали, люди привлекают их предрасположенностью к социальному разделению и культурному разнообразию, но эта предрасположенность вступает в противоречие со страхом различий, которые используются в качестве статусных признаков для создания иерархий и, как следствие, обусловливают неизбежность конфликтов (Butler. 2000. P. 329). Оанкали предлагают разрешить это, по их словам, фундаментальное противоречие человека. Для осуществления своего замысла они избирают Лилит быть посредником между ними и людьми: она соглашается на изменения ради выживания и подготавливает группу людей для участия в плане Оанкали. Однако внутри человеческой расы происходит раскол, и для многих Лилит становится предательницей.
Трилогия «Ксеногенез» вызвала много споров, выдвигаются разные трактовки отношений Оанкали и людей.
Позитивная интерпретация гибридной сущности пришельцев предлагается, в частности, в работах философа Д. Харауэй. По её мнению, О. Батлер (а также писатели Дж. Расс, С. Дилэни, Дж. Варли, Дж. Типтри-младший и В. Макинтайр) исследует «опыт телесности в мирах высоких технологий», т. е. что означает быть воплощённым в теле в современном мире (Харауэй. 2017. С. 64). Для Харауэй Оанкали – «воплощённый обмен, диалог, коммуникация», их природа в том, чтобы «служить повивальными бабками самим себе как другим» (Перевод наш. – А. З.; Haraway. 1989. P. 379). Гибридизация, таким образом, понимается как необходимое условие выживания, т. е. приспособления к меняющимся условиям.
Сторонники негативной трактовки политики Оанкали указывают, что пришельцы – манипуляторы. Они создают для Лилит ситуации, в которых она не может не испытывать к ним симпатии, они «приручают» её, заставляя поверить, что предлагаемое ими – дар, а не акт насилия (Canavan. 2016. P. 134–136). То же самое роман Батлер делает и с читателем: текст зачаровывает, показывает возможность чего-то радикально другого, позитивного «античеловеческого», которое оборачивается мизантропическим «слишком человеческим». Несмотря на их инаковость, Оанкали движет узнаваемая человеческая страсть к потреблению без остатка: они не противопоставлены людям, а развивают некоторые из наиболее экстремальных черт, присущих человеку.
В свою очередь, ставка на постоянную трансформацию, на изменение ради изменения проблематизирует структуру общества Оанкали. Они предлагают избавить людей от инстинктивного биологического автоматизма, обусловленного противоречием интеллекта и иерархичности, которое ведёт к самоуничтожению. Но поведение самих Оанкали и взаимоотношения между ними не менее (если не более) автоматизированы и биологически запрограммированы, что и является основой их бесконфликтного общества.
Батлер в целом считала невозможным построение утопии, такой формы общества, которая устраивала бы всех и исключала бы возможность конфликтов. «Я не люблю утопии просто потому, что не верю в них; то, что представляется утопическим для меня, неизбежно будет адом для кого-то другого», – неоднократно повторяла она (Butler. 2005. P. 214). По этой причине вариант утопии, который предлагается в позднем рассказе Батлер «Книга Марты» («The Book of Martha», 2003), своеобразный. Бог наделяют Марту силой воплотить любой утопический проект, и героиня придумывает дать каждому человеку способность создавать личные утопии в сновидениях. Утопия, которая предлагается в рассказе, – «антисоциальная», она основана на предпосылке, что желания и мечты не объединяют людей, а, наоборот, вызывают конфликты. Более того, Батлер не считает, что и мечты об утопии, о каком-то лучшем мире, способны объединять людей.
Octavia Butler. Fledgling. New York, 2005 (Октавия Батлер. Птенец). Обложка.Стиль прозы Батлер – «выхолощенный». Она пишет на языке, который как будто никому не принадлежит. Шори, героиня романа «Птенец» («Fledgling», 2005), – вампир, она страдает амнезией и по ходу развития сюжета заново узнаёт, что означает быть собой. Узнавание себя, однако, не означает восстановления воспоминаний (вернуть их не удаётся), но связано с пристальным анализом собственных телесных, эмоциональных и интеллектуальных реакций. Героиня занимается «самодиагностикой», она проблематизирует связи между физиологическими рефлексами в себе и приобретаемым индивидуальным опытом. Так же и люди, и другие вампиры подвергаются пристальному анализу и наблюдению, в фокусе которого – действия, слова и поступки, показанные как реакции на какие-то стимулы – биологические, индивидуально-личные и/или социальные. Подобный подход к изображению позволяет героине видеть себя в становлении как «другого», а приобретаемый опыт обусловливает дистанцию, с которой она может смотреть на себя же «со стороны» и фиксировать изменения. При этом язык не является частью этого опыта, героиня пользуется им как «ничейным» инструментом анализа, который не обусловлен личностью пользователя, – но именно подобное отсутствие «индивидуальности» позволяет языку изображать кого бы то ни было (человека, вампира, пришельца, животное, растение и т. д.) как «другого» – как «организм в пробирке», наблюдение за которым и интересно само по себе, и может много нам сказать о нас самих.
Творчество Батлер активно исследуется современными учёными в контекстах постмодернистской и феминистской научной фантастики, её также считают, наряду с С. Дилэни, одной из ключевых фигур для течения «чёрной фантастики» в современной культуре, афрофутуризма (Hollinger. 2005; Yaszek. 2014; Lavender. 2018). Тем не менее произведениям Батлер присуща определённая универсальность в отношении изображаемых ситуаций.
В эссе «Потерянные расы научной фантастики» («Lost Races of Science Fiction», 1980) Батлер вспоминает, как в колледже (середина 1960-х гг.) на занятиях по творческому письму преподаватель советовал студентам не вводить чёрных персонажей в истории, только если они не нужны для развития сюжета, т. к. «чёрные герои смещают фокус – они отвлекают внимание от главной темы» (Перевод наш. – А. З.; Canavan. 2016. P. 219). В романах Батлер, наоборот, расовые и гендерные отличия никогда не мотивированы сюжетом, – она создаёт ситуации, в которых иерархические отношения выстраиваются по каким-то другим признакам: например, способность к телепатии в произведении «Хозяин матрицы» или вампиризм в романе «Птенец».
Более того, её героини всегда представляют меньшинство, чаще всего это исчезающий человеческий вид. Но и внутри этого меньшинства героини отделены от остальных: Лилит Ийяпо «чужая» и для Оанкали, и для людей, многие из которых считают её предательницей; Шори – гибрид человека и вампира, она «чужая» для обоих видов. Читательская симпатия по отношению к этим героиням строится не на соотнесении себя с ними по цвету кожи или гендерной принадлежности, а на более универсальных основаниях – способности быть «не таким», осознавать слабость своей позиции и ограниченность возможностей как важной составляющей опыта.