Психоло́гия ли́чности террори́ста, направление исследований в рамках изучения психологии терроризма – раздела криминальной психологии.

Систематические психологические исследования личности террориста на Западе начали активно разворачиваться начиная с 1970-х гг. Это было связано с активизацией деятельности террористических групп, преимущественно этнонационалистического и левацкого толка в Западной Европе в те годы, совершением множества террористических актов [«Родина и Свобода» (ЭТА) в Испании, Ирландская республиканская армия в Северной Ирландии, Фракция Красной Армии в Западной Германии, «Красные бригады» в Италии и многие другие]. В нашей стране проблему психологии терроризма, в том числе и личности террориста, начали изучать на 20 лет позже, в 1990-х гг., когда террористические акты стали регулярно совершаться и в России, в первую очередь в результате вооружённых конфликтов в Чеченской республике. Стимулом для исследований послужило проведение в 1994 г. журналами «Государство и право» и «Психологический журнал» круглого стола, посвящённого проблемам терроризма, в рамках которого были обсуждены различные аспекты данного феномена и связанные с этим практические задачи (Соснин. 1995).

Общей методологической основой большинства зарубежных исследований личности террориста, причём не только психологических, выступает позитивизм, как это показано в работе российского социального философа С. И. Чудинова, посвящённой изучению феномена террористов-смертников (Чудинов. 2010). В отечественных исследованиях и теоретико-методологических разработках по психологии личности террориста теоретической основой чаще других выступали психодинамический подход (Антонян. 1998; Антонян. 2006; Белокуров. 2010; Подсознание террориста. 2012) и бихевиоризм, в частности модели, основанные на теории фрустрации-агрессии, предложенной Н. Миллером и Д. Доллардом (Соснин. 1995). Кроме того, исследователи использовали социально-психологический подход, делая акцент на анализе психологии террористической группы, специфике протекания в ней внутригрупповых процессов, особенностях взаимодействия её членов друг с другом и «внешней средой», формировании групповой идентичности личности террориста и др. (Соснин. 2008).

В 1970-е гг. многие зарубежные исследователи считали, что в террористических объединениях значительную часть членов составляют лица с различного рода психическими расстройствами: психопатиями паранояльного, эпилептоидного типа, патологическими расстройствами нарциссического типа и др. (Hall. 1987). Подобные суждения иногда высказывались и позже (Laquer. 2001). Сходные идеи выдвигали и некоторые отечественные специалисты (Вершинин. 2003; Ольшанский. 2002). Так, по мнению Н. Пуховского, психопатология террориста обычно связана с эпилептоидной психопатией (Пуховский. 2000).

Вместе с тем результаты большинства эмпирических исследований не подтвердили предположение о наличии психической патологии у большинства террористов (Crenshaw. 1981; Heskin. 1984; Sageman. 2008 и др.). Так, К. Макколи и М. Сигал пришли к заключению, что наиболее хорошо задокументированное обобщение, которое можно сделать, приводит к негативному выводу: террористы не обнаруживают какой-либо явной патологии (McCauley. 1987. P. 234). Аналогичный вывод сделал и известный исследователь проблем терроризма Н. Ливингстоун, полагая, что психопатология достаточно редко встречается у политических террористов (Livingstone. 1982). Сходные данные были получены и в немногочисленных исследованиях отечественных специалистов (Антонян. 2006).

Ряд авторов пытались построить обобщённый психологический портрет террориста, выделить его наиболее характерные психологические качества (Решетников. 2004; Ольшанский. 2002 и др.). Так, Ю. М. Антонян называл такие, по его мнению, типичные психологические особенности террористов, как тенденция к экстернализации – поиску причин личных проблем вовне, паранояльность, ригидность, постоянная оборонительная готовность, нарциссизм, нетерпимость к «инаким» и др. (Антонян. 2006).

Ценность такого рода списков черт и «портретов» невысока, поскольку степень совпадения качеств в отдельных перечнях мала, т. к. их авторы при анализе проблемы основываются на разных теоретических подходах. Кроме того, терроризм в современном мире – слишком разнородное явление, он привлекает в свои ряды самых разных людей. Как отмечал У. Рейх, даже беглый взгляд на историю терроризма показывает, насколько это многообразное и сложное явление. И, следовательно, насколько тщетно и бесполезно приписывать простые, глобальные и обобщающие психологические характеристики всем террористам и всем видам терроризма (Reich. 1998). Сходные идеи высказывали и другие учёные (Чурков. 1993).

Более продуктивным является подход, в рамках которого авторы предлагали различные классификации типов террористов, каждый из которых обладал набором характерных психических качеств. Эти типологии можно разделить на три группы. В первой за основу были взяты те или иные психологические особенности личности (либо целые комплексы психических качеств) (Витюк. 1993; Ольшанский. 2002 и др.). Например, С. К. Рощин на основе обзора зарубежных исследований предложил три психологические модели личности террориста: психопата-фанатика, фрустрированного человека и человека из ущербной семьи (Соснин. 1995).

Во второй группе основания классификаций имели непсихологическую природу. Наиболее часто в качестве такого основания выступали преступные роли, исполняемые террористами, их место и функции в структуре преступной организации. Но и в этом случае авторы классификаций часто отмечали некоторые характерные психологические особенности, присущие представителям тех или иных типов. Наиболее детально проработанной среди них является типология иранского психолога Ф. М. Мохаддама. Он выделил девять различных преступных ролей в террористической организации, таких как «стратег», «связник», «руководитель ячейки», «террорист-смертник», «спонсор» и др., и анализировал каждую из них по 10 различным параметрам, в число которых входили и чисто психологические: основная мотивация участия лица в террористической деятельности и его наиболее выраженные личностные особенности (Мохаддам. 2011). Наконец, третья группа классификаций является промежуточной, в ней в явной или скрытой форме использовались оба названных критерия (Асямов. 2005).

Эмпирические исследования личности террористов, как правило, проводятся специалистами правоохранительных органов. Их обзор показывает достаточно скромные результаты: полученные данные позволяют описать в основном характерные социальные, а не психологические особенности таких лиц. Кроме того, данные исследований, как уже отмечалось, показывают отсутствие выраженной психической патологии у террористов (Соснин. 2008).

В России исследования психологических особенностей террористов осуществлялись преимущественно психологами федеральной системы исполнения наказания. Среди них наибольший интерес представляет работа, проведённая группой авторов из рязанской Академии ФСИН во главе с Д. В. Сочивко. В ней авторы с помощью статистического анализа выделили отдельные группы террористов, предложили их различные эмпирические классификации и описали типичные психологические особенности членов этих групп (Подсознание террориста. 2012). Исследования в этой области продолжаются и в начале 21 в. (Казберов. 2019; Кроз. 2021 и др.).