Гре́бер Дэ́вид (Дэвид Рольф Грэбер, David Rolfe Graeber) (12.2.1961, Нью-Йорк – 2.9.2020, Венеция), американский антрополог, социальный теоретик и политический активист. Получил широкую известность благодаря своей работе «Долг: первые 5000 лет истории», анализирующую феномен долговых отношений (Гребер. 2015). Основные труды исследователя посвящены проблематике социальной теории (Гребер. 2016; 2020) и анархической антропологии (Graeber. 2004). Его идеи активно применяются не только в современной анархической социологии, но и в рамках иных социально-научных подходов.

Родился в Нью-Йорке. В 1996 г. защитил в Университете Чикаго диссертацию на тему памяти и насилия на Мадагаскаре. Работал в Йельском университете до 2005 г., затем получил должность преподавателя в Голдсмитском колледже (2007–2013). Впоследствии стал профессором антропологии в Лондонской школе экономики (2013–2020). Участник движения «Захвати Уолл-стрит».

Основные труды: «Фрагменты анархистской антропологии» (Graeber. 2004); «Долг: первые 5000 лет истории» (Гребер. 2015); «Утопия правил. О технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии» (Гребер. 2016); «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда» (Гребер. 2020).

Работа «Фрагменты анархистской антропологии»: основные идеи

В книге «Фрагменты анархистской антропологии», состоящей из нескольких эссе, Гребер формулирует вопрос, ставший ключевым в его размышлениях в последующие годы: как и на каких основаниях возможна комплексная анархистская социальная теория? Её главными сегментами для Гребера оказываются анархистская антропология или анархическая социология, которые ещё предстоит создать. На момент написания работы анархизм в качестве ценностной позиции был почти не представлен в академической среде, на что указывает Гребер. Тем не менее он отмечает постепенный рост популярности этих социально-политических убеждений среди учёных, главным образом гуманитарной направленности (Graeber. 2004. P. 2).

Данная тенденция означает для него движение в сторону возможной анархической социальной теории, основанной на ряде общих предпосылок. Гребер выделяет две следующие черты. Во-первых, анархическая социальная теория должна основываться на убеждении, что возможен социальный порядок, отличный от капиталистической экономики и либеральной демократии (Graeber. 2004. P. 10). Здесь исследователь затрагивает важный для анархической социальной теории (и анархической социологии в частности) сюжет об анархическом воображении. Как считает антрополог, сложность вызывает не только попытка претворить новый проект социального устройства в действительность, но и сам акт представления и размышления об иных принципах организации человеческого общества. Данная трудность обусловлена тем, что современные государства стремятся подавлять воображение, внушая людям, что по-другому жить не получится. Для Гребера это оказывается главной ловушкой капитализма, которую и должна разрушить анархическая социальная теория, показывая, что лучший мир возможен. Он приводит в качестве ярких примеров антропологические исследования обществ, не имеющих никакого представления о бюрократии, рыночной экономике и государстве.

Во-вторых, предпосылкой анархической социальной теории является то, что она не должна строиться по образцу текущей академической науки, оказывающейся, по мнению Гребера, производной от породившего её капиталистического порядка. В частности, анархической социальной науке следует избавиться от «авангардизма» (Graeber. 2004. P. 11). Здесь имеется в виду, что её не должна создавать лишь небольшая группа интеллектуалов, претендующих на элитарный статус и пытающихся донести непросвещённым массам истину об устройстве мира «на самом деле».

Как полагает Гребер, занимающийся социальными исследованиями интеллектуал должен всего лишь выступать в роли интерпретатора. Он, несомненно, может предлагать свои теоретические модели в качестве одного из проектов социальных изменений, но при этом должен признавать их несовершенство и постоянную возможность корректировки. Само название книги «Фрагменты анархистской антропологии» обыгрывает этот сюжет, т. к. фрагментарность означает отказ от одной универсальной парадигмы и предполагает дальнейшее расширение перспектив исследований. Одним из ключевых концептов в этом сочинении является понятие «воображаемой контрсилы» (imaginary counterpower) (Graeber. 2004. Р. 24). Оно резюмирует предыдущие размышления автора о возможности анархической социальной теории, которая и должна стать этой самой контрсилой по отношению к капитализму и государствам. Гребер приводит основные характеристики этого понятия (Graeber. 2004. Р. 34): 1) контрсила в первую очередь проистекает из воображения, противостоя буквальности и банальности государственного насилия; 2) она является сдерживающим фактором для возникновения неравенства и господства в эгалитарных обществах, поскольку способна отобразить все следствия, вытекающие из иерархически устроенного социального порядка; 3) в обществах, основанных на неравенстве, воображаемая контрсила выступает против тех аспектов господства, которые выглядят наиболее несправедливыми, что в итоге может привести к переменам; 4) в моменты радикальных преобразований – революций – именно воображаемая контрсила позволяет людям вводить политические, экономические или социальные новшества. В этом смысле контрсила напоминает феномен создающей конституции учредительной власти у А. Негри.

Общество долга

Получившее широкую известность исследование «Долг: первые 5000 лет истории» выстроено вокруг размышлений о том, что привело к мировому кризису 2008 г., продемонстрировавшему несовершенство экономической модели, на которой построен современный мир. В интерпретации Гребера, главной причиной этого несовершенства является даже не только экономика капитализма и свободного рынка, но экономика вообще как определённый вид социальных отношений, построенных вокруг феноменов денег, долга и кредита. Он полагает, что мировая экономика базируется на принципе таких отношений между кредитором и должником, в которых первый обладает абсолютным преимуществом перед вторым. Это отражается на многих аспектах социальной жизни, в том числе и на культуре, морали и нравственности, произрастающих из таких отношений. Например, считается само собой разумеющимся, что долги необходимо выплачивать, потому что это является неотъемлемой характеристикой порядочного человека, и т. д.

Связь экономики и морали главным образом и является предметом интереса Гребера. В некотором смысле он использует приём, который уже применял Ницше в работе «К генеалогии морали» (1887), где прослеживается происхождение категории «вина» из представления о буквальной задолженности должника перед своим кредитором (Гребер. 2015. С. 78–83). Указывая на ряд ошибок немецкого философа, Гребер также прослеживает генеалогию морали 21 в., показывая ее укоренённость в экономических отношениях.

Новаторство подхода состоит здесь в том, что исследователь подвергает критике классическую для большинства экономистов теорию, разделяющую историю развития человечества на два этапа: период натурального обмена и сам этап экономических отношений рыночного типа, опирающихся на деньги. Собственно, именно с последними и связывается представление о долге, а, как отмечает Гребер, долг и деньги в целом есть одно и то же (Гребер. 2015. С. 25). Антрополога не устраивает линейность подобного нарратива, ставящего появление денег и затем долговых отношений на последую ступень развития общества. Для него изначальная меновая торговля, свободная от денег, а значит, и долговых отношений, является чистой иллюзией и фантазией экономистов, начиная с А. Смита. Как показывают антропологические исследования, если меновая торговля где-то и велась, то в первую очередь с чужаками, с которыми нет необходимости устанавливать длительные связи. Это означает, что меновая торговля невозможна в обществе, пронизанном солидарностью, поскольку всегда связана с хитростью и коварством и именно чужака можно попытаться обмануть, проведя с ним выгодную сделку.

Гребер приходит к общему выводу о том, что меновая торговля есть поздний феномен, сложившийся в мире, уже использовавшем деньги в качестве универсальных средств обмена. Он показывает, что современный социальный порядок в целом произрастает из отношений кредитования и задолженности, которые являются не производным от использования денег, но самой их сутью. При этом надо иметь в виду, что главным кредитором является не общество, но скорее государство, поскольку именно правители в первую и главную очередь были ответственны за чеканку и печатание денег.

Поэтому для Гребера «общество» не может начинаться, например, внутри рыночных отношений, которым противостоит государство, поскольку деньги, долг, торговля, рынок и государство – одно и то же. Их главной чертой оказывается насилие, присущее каждому из обозначенных феноменов. Получается, что современный социальный порядок – это не просто отношения кредиторов и должников, но насилие как таковое, скрывающееся за тем или иным социальным действием.

Напротив, общество, пронизанное солидарностью, а не страхом, должно выстраиваться на иных основаниях, свободных от насилия, что и будет означать выход по ту сторону долгов, кредитов, денег, рыночных отношений и государств. Итоговый моральный императив Гребера можно сформулировать следующим образом: нужно не стремиться выплатить долг всеми правдами и неправдами, но скорее простить все существующие долги, что и приведёт к коренным социальным переменам в лучшую сторону.

Логика утопии

В книге «Утопия правил. О технологиях, глупости и тайном обаянии бюрократии» автор фокусируется на анализе феномена современной бюрократии. Гребера интересует примечательная ситуация, сложившаяся вокруг других работ, посвящённых этой теме: с 1970-х гг. бюрократия занимает исследовательскую мысль меньше и меньше, хотя сам процесс бюрократизации обществ нарастает. Для него это является тревожным фактом, поскольку бюрократия уже понимается как сама собой разумеющаяся часть социальной действительности, не требующая дальнейшей дискуссии. Однако именно дискуссия вокруг бюрократии необходима, равно как и её критика. Например, предполагается, что бюрократия – это один из самых эффективных способов управления большими территориями и потоком информации, а поэтому организация жизни в современных государствах невозможна без бюрократии. Тем не менее это лишь идеальный образ данного аппарата управления. На практике бюрократия довольно неэффективна, ведь она построена вокруг бесконечного процесса заполнения бумаг, посредством которого едва ли достигается успех в решении тех или иных задач. В связи с этим возникает вопрос, почему, несмотря на свою бесполезность, бюрократизация увеличивается год от года, не вызывая у исследователей желания понять смысл происходящего процесса.

Пытаясь разобраться в этой ситуации, Гребер формулирует один из ключевых тезисов – «железный закон либерализма», который гласит, что «всякая рыночная реформа, всякое правительственное вмешательство с целью уменьшить бюрократизм и стимулировать рыночные силы в конечном итоге приводят к увеличению общего объема регулирования, общего количества бумажной волокиты и общего числа бюрократов, которых привлекает на службу правительство» (Гребер. 2016. С. 12). Идея Гребера проста: чем сильнее мы стремимся к обществу без бюрократии, тем больше это приводит к бюрократизации этого самого общества, поскольку кажется невозможным выйти за границы повсеместно насаждаемых бюрократических процедур. Данный закон возвращает нас к тезису Гребера из предыдущей работы: государство, деньги, свободный рынок по факту являются выражением одного и того же несправедливого общественного устройства, главной характеристикой которого является насилие.

В связи с этим сюжетом Гребер вводит концепцию структурного насилия (Гребер. 2016. С. 55). Она позволяет взглянуть на проблематику бюрократии с иных перспектив. Не сама бюрократия приводит к различным социальным трудностям, например, когда отсутствие нужной подписи или документа влечёт за собой реальные человеческие жертвы, но это общество глупо организовано и основано на несправедливости. Бюрократия является лишь следствием такой организации. Ключевым признаком глупости является насилие как главный инструмент принуждения, на который, в том числе, опирается и бюрократия. Как считает Гребер, социальная жизнь требует повсеместной интерпретативной работы (Гребер. 2016. С. 64). Необходимо пытаться угадать, чего хотят и что чувствуют люди, чтобы выстраивать с ними социальные отношения. Однако эффективность насилия состоит в том, что оно этой работы не требует – можно достичь желаемого поведения от других, просто пригрозив им: «Меня поражает, что в насилии важно то, что это, наверное, единственный вид человеческого действия, который содержит в себе возможность социальных последствий, даже не будучи коммуникативным. Если выразиться точнее, то насилие вполне может быть единственным доступным для людей способом сделать что-либо, что окажет относительно предсказуемое воздействие на действия другого человека, которого они не понимают» (Гребер. 2016. С. 63).

Подобная перспектива означает, что пока мы не изменим фундамент общественных отношений, то и бюрократия будет оцениваться в качестве единственно возможного вектора движения, как это когда-то полагал Вебер. Но в отличие от немецкого социолога Гребер считает, что бюрократия конечна. Если вместо насилия станет возможным, например, выстраивать социальные отношения на основе чувства любви и солидарности, то исчезнет и бюрократия как частный случай применения насилия. И для исследователя подобная перспектива не кажется утопичной, поскольку логика утопии как невозможного проистекает именно изнутри общества структурного насилия, в котором воображение подавлено и иные виды социального порядка выглядят нереализуемыми.

Произведение «Бредовая работа»

В последнем крупном тексте «Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда» Гребер анализирует феномен бредовой работы (bullshit job). Последняя является отличительным элементом современного бюрократизированного общества и во многом связана с бесконечным подписыванием бумаг, которые навсегда остаются лежать в рабочих столах, не имея никакого смысла и ценности. Антрополог даёт следующее определение бредовой работе: «Бредовая работа – это настолько бессмысленная, ненужная или вредная оплачиваемая форма занятости, что даже сам работник не может оправдать ее существование, хотя в силу условий найма он чувствует необходимость притворяться, что это не так» (Гребер. 2020. С. 43). Получается, что бредовая работа – это такая деятельность, которой люди занимаются не потому, что она приносит пользу или радость (как, например, деятельность уборщиков, учителей или исследователей), но лишь для того, чтобы предоставить своё свободное время в распоряжение работодателя за оплату. Фактически бредовая работа и означает продажу своего свободного времени, причём сама выполняемая работа не важна и общество способно обойтись без неё.

Наиболее яркими примерами бредовой работы для Гребера являются шестёрки (flunkies), головорезы (goons), костыльщики (duct tapers), галочники (box tickers), надсмотрщики (taskmasters) (Гребер. 2020. С. 66). Каждый из этих родов деятельности нужен не потому, что на нём держится общество, но лишь для создания иллюзии деятельности как таковой. Например, костыльщики, как полагает Гребер, это такие люди, которые занимаются исправлением сбоев работы системы, поскольку сама эта система сделана недобросовестно и некачественно. А надсмотрщики, в свою очередь, это те, чья работа состоит в перераспределении полезной работы между другими сотрудниками, что дополнительно усложняет последним жизнь. Таким образом, современный мир построен именно вокруг высокооплачиваемой бредовой работы, а действительно полезный труд в денежном эквиваленте оценивается низко. Наградой учителя или врача должны быть не деньги, но чувство достоинства и удовлетворения тем, что он занимается полезным делом, тогда как выполняющий бредовую работу человек получает деньги в качестве компенсации непосредственно за то, что тратит своё свободное время. В этом заключена главная несправедливость общества.

Гребер полагает, что бредовая работа конечна, как и система, которая её породила. Можно допустить, что всё, что подпадает под категорию бредовой работы, в будущем исчезнет, а необходимая механическая работа будет, например, роботизирована. Однако всегда была и останется одна важная область, которую люди, как считает антрополог, ещё долгое время не доверят механизмам, – та работа, что сопряжена с заботой (Гребер. 2020. С. 364). Именно здесь сохраняется область живого человеческого отношения к миру, вне бюрократизации и калькуляции. Поэтому Гребер допускает, что один из способов избавления от бредовой работы – «возможное восстание заботливого класса» (Гребер. 2020. С. 368), т. е. структурное изменение экономической, социальной и политической системы со стороны людей, действительно занимающихся необходимым и полезным делом. Но есть и второй, менее радикальный способ – идея безусловного базового дохода (Гребер. 2020. С. 374), ликвидирующего потребность искать средства для банального физического выживания, которая и толкает многих на выполнение бредовой работы.

Сегодня имя Гребера упоминается не только в контексте антропологии. Можно сказать, что он оказывает влияние, в том числе, на политологию, социологию, этнографию, т. е. на социальную науку в целом (см. Попова. 2015; Павлов. 2020), затрагивая актуальные темы и проблемы каждой из обозначенных областей. В частности, для анархической социологии Гребер важен как автор, предложивший рассматривать общество в качестве не единого пространства, но сети, где пересекается множество отношений и социальных движений, а также развивший и дополнивший сюжет об анархическом воображении как главном инструменте анархической социологии (Changing anarchism ... 2004; Shantz. 2013). Учёный пользуется авторитетом и среди современных теоретиков и практиков анархизма в целом, поскольку его идеи вдохнули новую жизнь в дискуссию об основаниях и перспективах анархической социально-политической мысли (Contemporary anarchist studies ... 2009).