«Ша́хтинское де́ло» («Дело об экономической контрреволюции в Донбассе»), один из политических процессов в СССР, инспирированный руководством страны в 1928 г. Первый в ряду т. н. вредительских судебных процессов. Получил название по местонахождению первой «раскрытой» ростовскими сотрудниками ОГПУ «контрреволюционной организации» в г. Шахты.

Переход репрессивной политики в область «борьбы с экономической контрреволюцией» был вызван острым кризисом легитимности (доверия и поддержки населением) большевистского режима. В целях его преодоления власть политизировала конфликты в сфере социально-трудовых отношений, переводя недовольство основной массы рабочих своим послереволюционным положением в русло социальной агрессии в отношении специалистов, обвинённых во «вредительстве». Широкое применение части 7 статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. позволило репрессивным органам стереть грань между должностными, хозяйственными и «контрреволюционными» преступлениями.

Аресты специалистов рудоуправлений начались осенью 1927 г. В начале марта 1928 г. И. В. Сталин и В. М. Молотов поддержали инициативу полномочного представителя ОГПУ на Северном Кавказе Е. Г. Евдокимова и заместителя председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды о расширении практики арестов и следственных действий по «выявлению всей сети контрреволюционной организации» на территории Донецкого угольного бассейна. Аресты в марте – апреле 1928 г. около 200 специалистов (в том числе управленцев треста «Донуголь») и ускоренное следствие, проводившееся силами сотрудников Экономического управления ГПУ Украины, сформировали «доказательную основу» наличия «вредительской организации» с московским и харьковским «центрами». Согласно материалам следствия, данная организация не только действовала в интересах бывших шахтовладельцев-эмигрантов, но и была связана с зарубежными (в частности, польскими) кругами. В числе арестованных оказались 5 немецких специалистов: двое из них были вскоре освобождены, трое стали подсудимыми, что придало процессу внешнеполитический аспект и привело к осложнению на несколько месяцев советско-германских отношений.

По итогам объединённого пленума ЦК и Центральной контрольной комиссии ВКП(б) (6–11 апреля 1928) «Шахтинское дело» было введено в контекст сталинской теории о «дальнейшем обострении классовой борьбы» в новых формах («экономическая контрреволюция»), а «спецы-вредители» олицетворяли собой образ «врага».

Управление всей кампанией осуществлялось созданной 5 марта специальной комиссией Политбюро ЦК ВКП(б) под руководством А. И. Рыкова, готовившей документы для предстоявшего пленума. Комиссия утвердила проект обвинительного заключения и санкционировала все ключевые вопросы организации процесса вплоть до его начала. Формула приговора до официального оглашения была принята на заседании Политбюро 3 июля 1928 г.

На процесс, проходивший 18 мая – 6 июля 1928 г. в Колонном зале Дома Союзов в Москве, было выведено 53 человека (среди них – руководители «Донугля», Управления нового строительства Донбасса, директора, главные инженеры шахт и рудоуправлений, горные инженеры и техники, а также 3 немецких специалиста). Специальное присутствие Верховного суда СССР заседало в составе 5 человек (председатель – А. Я. Вышинский, члены В. П. Антонов-Саратовский, М. И. Васильев-Южин, а также рабочие С. Е. Киселёв и Н. А. Курченко); государственные обвинители – прокурор РСФСР Н. В. Крыленко и старший помощник прокурора РСФСР Г. К. Рогинский; защиту представляли 15 известных московских адвокатов.

Подсудимым вменялась в вину принадлежность к «контрреволюционной организации», действовавшей по заданиям бывших владельцев шахт с целью создания кризиса в угольной промышленности. В качестве доказательств следствие использовало факты аварий на шахтах, переписку ряда специалистов с бывшим владельцем одной из шахт, а также антисоветские высказывания некоторых подследственных. Обвинение строилось на основании части 7 («вредительство») и части 11 («контрреволюционная организация») статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР, при этом 10 подсудимым также инкриминировались положения части 3 («контакты с иностранным государством») той же статьи.

Двадцать обвиняемых полностью признали свою вину, 10 человек признали вину частично, 23 человека вину не признали. В отсутствие прямых улик процесс строился на самооговорах и оговорах части подсудимых в отношении других, что позволяло защитникам «нераскаявшихся» оспорить обоснованность обвинений в их адрес. Сложности и конфликты в ходе суда, отказ значительной части подсудимых признавать вину привели к тому, что стенограмма заседаний, насчитывавшая более 40 томов, осталась неопубликованной. Социально-политическая направленность судебного процесса подчёркивалась введением в состав судей двух рабочих, преобладанием рабочих среди свидетелей, проведением массовых митингов на производстве с требованием смертной казни для подсудимых.

По приговору суда были расстреляны Н. Н. Горлецкий, А. Я. Юсевич и С. З. Будный; при этом 6 заключённым (Н. Н. Березовскому, С. П. Братановскому, А. И. Казаринову, Ю. Н. Матову, Г. А. Шадлуну и Н. П. Бояршинову) Президиум ЦИК СССР за сотрудничество со следствием заменил расстрел 10 годами заключения. 34 человека приговорены к лишению свободы сроком от 1 до 10 лет; 4 человека (в том числе 1 германский подданный) – к условным срокам наказания; 4 человека (в том числе 2 германских подданных) оправданы. Приговорённым к расстрелу Н. А. Бояринову и Н. К. Кржижановскому по неизвестным причинам жизнь была сохранена (несмотря на упоминание их в числе расстрелянных в выпуске газеты «Правда» от 11 июля 1928), впоследствии оба отбывали срок, работая по специальности.

По прошествии 3 лет тюремного заключения осуждённые для дальнейшего отбывания срока были направлены в угольные бассейны страны (Воркутинский, Карагандинский, Кизеловский, Кузнецкий). Позднее некоторые из них были амнистированы (например, Н. А. Чинакал впоследствии стал лауреатом Сталинской премии, членом-корреспондентом АН СССР, Героем Социалистического Труда), однако большинство фигурантов «Шахтинского дела» повторно репрессированы в 1937–1938 гг., расстреляны или погибли в лагерях (та же участь постигла защищавших их на процессе адвокатов, а также государственных обвинителей Крыленко и Рогинского).

Кроме того, в связи с «Шахтинским делом» были арестованы и осуждены во внесудебном порядке несколько сотен человек, в числе которых оказались крупнейшие учёные в области горного дела, находившиеся в заключении непродолжительное время (А. А. Скочинский) или отбывавшие тюремные сроки и впоследствии ссылку (Л. Д. Шевяков, А. О. Спиваковский).

Процесс по «Шахтинскому делу» обострил выявившиеся внутри партийно-государственного руководства разногласия. Они касались перспектив дальнейшего развития страны на основе выдвинутых Сталиным принципов усиления чрезвычайных внеэкономических мер как приоритетных в ходе форсированных социально-экономических преобразований в СССР.

«Шахтинское дело» привело к деформации отношений между рабочими, специалистами и управленческим персоналом (резкий рост «спецеедства»), усугублённой форсированными «чистками» и ротацией технических и управленческих кадров; закреплению пропагандой образа «спеца-вредителя»; расширению репрессий в отношении специалистов, обвинённых во «вредительстве», что послужило основой для списывания на их счёт кризисов и провалов власти в социально-экономической сфере и проведения новых показательных судебных процессов, построенных на сфабрикованных обвинениях.

В 2000 г. Генеральная прокуратура РФ в ходе проверки судебно-следственных материалов установила фальсификацию доказательных материалов, все осуждённые по «Шахтинскому делу» были реабилитированы.