Культу́рный фемини́зм, обозначение авторов-феминисток, объединённых представлением об особой «женской сущности», или «женской природе». 

На сегодняшний день большинство авторов-феминисток исходят в своих работах из идей социального конструктивизма. Согласно им, представления о фемининности и маскулинности сконструированы в культуре и общественных отношениях под действием социальных институтов, крупных общественных структур, а также в процессе общения людей друг с другом. Авторы-феминистки обычно относятся к идеям особой «женской природы», или особого «женского естества», критически, описывая их как часть идеологии патриархата. В патриархатных воззрениях эти идеи часто используются, чтобы поддерживать представление о непреодолимом различии между мужчинами и женщинами – например, в интеллектуальных способностях или умении принимать решения. Миф об особой «женской сущности» во многом легитимизирует патриархатную систему разделённых сфер, согласно которой женщина «по природе», благодаря способности к деторождению, принадлежит дому и семье и реализует себя в приватном, а не в публичном пространстве (например, в воспитании детей и практиках заботы о семье). 

При этом в феминистской мысли остаются авторы, которые придерживаются феминистских позиций, но при этом серьёзно подходят к идеям «женской природы», или «женской сущности», и развивают их в своих работах. Эти авторы осмысляют, почему и как женская природа может отличаться от мужской, подвергают критике обесценивание женских качеств и ценностей в патриархатной культуре и размышляют о том, как может выглядеть общество, в основе которого лежит женская, а не мужская культура. В англоязычных феминистских текстах подобных авторов обычно причисляют к т. н. культурному феминизму, который связывают с радикальным феминизмом. 

Термин «культурный феминизм» появился в 1970-х гг. в критических статьях о некоторых течениях радикального феминизма, которые, согласно идее авторов этих статей, деполитизировали феминизм, концентрируясь не на институциональных и структурных причинах угнетения женщин, а на дискуссиях об особой женской природе (Williams. 1975). При этом авторы, которые обсуждали особую женскую природу в феминистском ключе, появлялись и до 1970-х гг. – например, о специфической женской энергии и её значении для общества писала ещё М. Фуллер в книге «Женщина в 19 веке» («Woman in the Nineteenth Century», 1845). 

Авторы, которых причисляют к культурному феминизму, обычно понимали под женской природой свойственную женщинам пассивность, миролюбивость, эмоциональность, заботу о других, эмпатичность, более тесную связь с природой и своим телом. Такие деятельницы, как радикальная феминистка А. Рич, связывали эти качества с особой «телесностью» женщин, а также с тем, что женщины могут рожать детей и это позволяет им переживать отношения с окружающим миром иначе, нежели это делают мужчины (Rich. 1976). Подобных взглядов придерживалась и радикальная феминистка М. Дейли, которая придумала специальный термин Gyn/Ecology, чтобы описать особое биологическое состояние женщины, которое позволяет ей создавать и поддерживать жизнь (Daly. 1978).

Многие авторы, которых относят к культурному феминизму, пишут об особых ценностях, свойственных женщине, специфической женской этике и женской культуре. Например, философ и феминистка С. Раддик считает, что природная способность женщин рожать детей и заботиться о подрастающем поколении является естественным источником мирной политики, т. е. делает женщин от природы пацифистками (Ruddick. 1989). Другие авторы подчёркивают, что благодаря деторождению женщины теснее связаны с природным началом, нежели мужчины, и больше заботятся об окружающей среде (Reclaim the Earth. 1983; Collard. 1988). Естественным свойствам женщин («ценностям мира») они противопоставляют качества мужчин («ценности войны»), которые ведут к разрушению окружающей среды и конфликтам – например, по их мнению, к этому приводят «мужская» склонность к агрессии, жёсткая конкуренция, чрезвычайный индивидуализм. Эссеист и драматург С. Гриффин в книге «Женщины и природа» («Woman and Nature: The Roaring Inside Her», 1978) выстраивала ассоциацию между патриархатом, расизмом и уничтожением природы. Идеи некоторых авторов, которых относят к культурному феминизму, впоследствии легли в основу экофеминизма и разнообразных практик экофеминистских и других активистских групп, а также художественных проектов художниц-феминисток. 

Критики культурного феминизма подчёркивают, что его идеи зачастую идут вразрез с современными научными дискуссиями о поле и гендере, а также с эмпирическими исследованиями общества, в том числе в исторической перспективе. Культурный феминизм активно критиковали «чёрные», или антирасистские, постколониальные и деколониальные феминистки, феминистки марксистских взглядов, а также сторонницы трансфеминизма и защитники прав транссексуальных людей. Идеи культурного феминизма о единой «женской природе», из которых вытекают идеи о «всеобщем сестринстве», не учитывают различия в опыте, ценностях и мировоззрении женщин из разных стран, этнических групп, социальных классов, с разной гендерной идентичностью, разной сексуальностью, а также женщин с опытом трансгендерного перехода. Кроме того, скептически настроенные авторы-феминистки подчёркивают, что культурный феминизм воспроизводит патриархатную идею «особой женской природы» и начинает транслировать её «изнутри» феминистского дискурса – вместо того, чтобы подвергнуть этот миф критическому осмыслению (Echols. 1983; Atkinson. 1984; Брайсон. 2001). При этом есть и авторы, которые подчёркивают важность культурного феминизма для развития женского движения и отдельных направлений в нём (Taylor. 1993).

Авторы-феминистки, работавшие в академической традиции, отмечали негативное влияние мифов культурного феминизма на гендерные исследования. Например, историк Дж. Рингельхайм в классической статье «Женщины и холокост» («Women and the Holocaust», 1985) показывала, как мифы об особой женской природе и женской дружбе проникали в исторические нарративы о женщинах, переживших холокост. Эти мифы, воспринятые историками некритически, превращались в обобщения об особой взаимопомощи женщин в лагерях и гетто или о том, как женщины благодаря их особой природе наполняли человечностью пространства боли и страха. Рингельхайм предостерегала учёных от трансляции подобных мифов в исторические тексты и призывала более внимательно относиться к эмпирическому материалу и его трактовке (Рингельхайм. 2000; Россман. 2020).