Два июльских письма А. Г. Орлова императрице Екатерине II из Ропши 1762: проблема датировки. В манифесте императрицы Екатерины II от 7(18) июля 1762 г. о смерти её супруга, бывшего императора Петра III, сообщается, что новая государыня узнала о начале его болезни на 7-й день после своего восшествия на российский престол, случившегося 28 июня (9 июля), т. е. 4(15) июля. Эту важную информацию императрица могла получить только от А. Г. Орлова (с 1775 – А. Г. Орлов-Чесменский) – начальника охраны Петра III. Орлов отправил государыне два письма из Ропши (ныне посёлок Ломоносовского района Ленинградской области), где с 29 июня (10 июля) после отречения находился бывший император (ныне оба эти документа хранятся в Российском государственном архиве древних актов).

С правильной датировкой писем А. Г. Орлова неразрывно связана проблема степени достоверности сведений иностранных дипломатов, в значительной мере восполнявших недостаток фактов слухами и домыслами и в итоге поставивших под сомнение официальную версию российских властей о кончине Петра III 6(17) июля. Так, А. Шумахер (1726–1790) – секретарь датской дипломатической миссии в Санкт-Петербурге (1757–1764; весной 1765 покинул Россию), сочинение которого «История низложения и гибели Петра Третьего», написанное вскоре после событий, но изданное в Гамбурге только в 1858 г., завоевало исключительное доверие многих исследователей, утверждал: информацию о болезни Петра III Екатерина II получила 1(12) июля от некоего курьера, передавшего ей устное сообщение мужа, а через день, 3(14) июля, бывший император был убит, о чём она узнала лишь 6-го (17-го) числа (Schumacher. 1858. S. 55, 57, 58).

Первое письмо А. Г. Орлова, опасавшегося, что арестант может не дожить до утра («штоб он севоднишную ночь не умер»), датируется вечером 2(13) июля – на нём проставлено время 8 часов 30 минут («в девятом часу в половине») (Орлов. 1762. Л. 7). Датировка же второго письма зависит от датировки первого: второе письмо Алексей Григорьевич написал на следующий день после отправки первого – днём, поскольку адресант опасался, что Пётр III не доживёт «до вечера» (Орлов. 1762. Л. 8).

Расстояние от Ропши до Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, где пребывала Екатерина II, составляет около 45 км, которое при средней скорости лошади 15–20 км/ч посланец начальника охраны бывшего императора должен был преодолеть примерно за 3 часа, а значит, около полуночи Екатерина II уже могла получить первое письмо Алексея Григорьевича. Если же по какой-либо причине произошла задержка – посланца не пустили ночью к императрице или ему потребовалось больше времени, чтобы добраться до дворца (например, он плохо ориентировался на местности), – очевидно, что утром 3(14) июля государыня всё равно должна была узнать о болезни мужа.

Иными словами, хотя, по официальным данным, Екатерина II получила первое письмо Алексея Григорьевича 4(15) июля, это должно было случиться на сутки раньше – 3(14) июля. Как же можно объяснить эту серьёзную нестыковку в датах?

В литературе высказывались следующие мнения: в манифесте Екатерины II содержится намеренная дезинформация, или в течение суток окружение императрицы, готовившееся к убийству бывшего императора и не желавшее оказания ему врачебной помощи, намеренно скрывало от неё письмо начальника охраны бывшего императора (например: Писаренко. 2000. С. 367). Между тем возможны ещё два варианта: в манифесте допущена ошибка или же ошибся сам Алексей Григорьевич, датируя своё письмо.

Первое письмо императрице А. Г. Орлов пометил не числом (2 июля ст. ст.), а днём недели – вторником. Такой приём не уникален и довольно часто использовался в 18 в. В частности, сама Екатерина II периодически датировала свои письма и записки днями недели. Поскольку первый вторник после переворота 28 июня (9 июля) 1762 г. пришёлся на 2(13) июля, в историографии утвердилась датировка первого письма Орлова именно этим числом.

Однако если всё же допустить, что А. Г. Орлов, находясь несколько дней в Ропше в довольно нервной обстановке, случайно перепутал вторник со средой (это вполне возможно, особенно в случае отсутствия под рукой календаря), тогда Екатерина II действительно получила его письмо ночью или утром 4(15) июля. Это предположение, в свою очередь, влечёт за собой крайне важные следствия: манифест не лжёт нам (а значит, и другие его сведения могут быть достоверны); окружение императрицы не скрывало от неё срочные новости из Ропши; Пётр III был ещё жив днём 4(15) июля.