Инобытие́ (нем. das Anderssein), понятие философии Г. В. Ф. Гегеля, обозначающее способ бытия некоторого нечто по отношению к другому нечто, в котором каждое из них есть иное для иного, так что всякое иное, с одной стороны, соотносится с нечто, а с другой – как иное ему – оказывается вне этого нечто. 

Исторически гегелевские понятия инобытия и иного восходят к понятию τὸ ἕτερον («иное») Платона и платонической философии, но Гегель помещает его в более определённую диалектическую взаимосвязь понятий, логически переходящих друг в друга и за счёт этого получающих бо́льшую конкретизацию. В логике понятие инобытия он мыслит исходя из оппозиции понятий «нечто» и «иное».

Нечто трактуется им как результат снятия внутреннего противоречия в понятии наличного бытия. Нечто – это наличное бытие, которое снова стало равным себе самому благодаря снятию в нём различия. Оно есть простота этого наличия, но уже опосредованная таким снятием. В нечто наличное бытие стало внутри-себя-бытием, или налично сущим. Оно есть, по Гегелю, первый результат отрицания отрицания. За счёт этого в нём происходит восстановление простого соотношения с собой, но вместе с тем – в силу отрицания – и опосредствование самим собой. Опосредствование положено в нём, а само нечто определено как простое тождественное. Но эта простая тождественность не имеет каких-либо более конкретных определений. Моментами нечто первоначально выступают (1) налично сущее в нём и (2) отрицательность, присущая нечто. Иное – это и есть такая отрицательность.

Диалектика нечто и иного исходит из того, что и нечто, и иное суть нечто. Но равным образом каждое нечто есть и иное, а именно иное по отношению к другому нечто. Дело выбора, какое нечто первым обозначить как нечто, а какое – вторым, как иное. «Оба одинаково суть иные» (Гегель. 1970. С. 179). Поэтому «такое различение и выделение одного нечто есть субъективное обозначение, имеющее место вне самого нечто» (Гегель. 1970. С. 179). Точно так же любое нечто, или «это», есть такое же нечто, или «это», что и любое другое.

В силу этого мысль изначально фиксирует инобытие как совершенно чуждое нечто: «…инобытие представляется определением, чуждым определенному таким образом наличному бытию, или, иначе говоря, иное выступает вне данного наличного бытия; отчасти так, что наличное бытие определяет себя как иное только через сравнение, производимое некоторым третьим, отчасти так, что это наличное бытие определяет себя как другое только из-за иного, находящегося вне его, но само по себе оно не таково» (Гегель. 1970. С. 179).

Но вместе с тем мысль обнаруживает, что нет такого наличного бытия, которое не было бы вне некоторого другого наличного бытия, а значит, оно всё равно есть некоторое иное. Стало быть, любое нечто определено и как нечто, и как иное. Но во внешней рефлексии кажется, что иное, с одной стороны, соотносится с нечто, а с другой – поскольку иное всё-таки находится вне этого нечто, – оба эти определения разделены.

Поэтому иное можно рассматривать изолированно, абстрактно, подобно тому как, по мнению Гегеля, оно рассматривалось у Платона. Но так понятое иное – вне связи с некоторым нечто – может быть иным только по отношению к самому себе. «Иное само по себе есть иное по отношению к самому себе (an ihm selbst) и, следовательно, иное самого себя, таким образом, иное иного, – следовательно, всецело неравное внутри себя, отрицающее себя, изменяющееся» (Гегель. 1970. С. 180). Но, с другой стороны, оно всё же остается тождественным самому себе, поскольку не имеет другого определения кроме инаковости, т. е. оно тождественно себе именно в качестве иного. Соответственно, его изменение, которое представляет собой не что иное, как получившее конкретизацию становление, есть лишь опосредствование собой: то, что изменяется в нём, соединяется в ином лишь с самим собой.

За счёт этого нечто сохраняет себя при том, что его наличное бытие как таковое оказывается снятым. Теперь инобытие содержится в нём, но нечто не исчерпывается своим инобытием. Оно может быть отделено от своего инобытия. Нечто, таким образом, выступает в качестве бытия-для-иного (das Sein-für-Anderes). Поскольку наличное бытие в нечто и сохраняется, и подвергается отрицанию, то оно теперь обнаруживает себя только как бытие-для-иного. Наряду с этим оно сохраняется как соотношение с собой в противоположность своему соотношению к иным. Оно есть равенство с собой в противоположность неравенству. Такое сохраняющееся бытие нечто является бытием-в-себе (das Ansichsein). Эти два определения – (1) в-себе-бытие и (2) бытие-для-иного – теперь обнаруживают себя как подлинные моменты нечто. В отличие от наличного сущего и иного как изначально усматриваемых его моментов, эти моменты теряют свою безотносительность, проявляя себя как связанные друг с другом и принадлежащие одному единству. Они уже положены как моменты одного и того же нечто. «Каждое из них, следовательно, в то же время содержит в себе и свой отличный от себя момент» (Гегель. 1970. С. 181). В-себе-бытие – это бытие, поскольку оно принадлежит нечто. Оно есть соотношение с собой, но не непосредственно, а как небытие небытия. Соответственно, небытие, включённое в нечто, – это уже не отсутствие наличного бытия, а бытие-для-иного, соотношение с отсутствием своего наличного бытия.

Одно и то же нечто есть в себе, «поскольку оно ушло из бытия-для-иного, возвратилось в себя» (Гегель. 1970. С. 182). Вместе с тем оно продолжает быть бытием-для-иного. В-себе-бытие и бытие-для-иного, таким образом, тождественны: «В-себе-бытие и бытие-для-иного прежде всего различны, но то, что нечто имеет то же самое, что оно есть в себе (an sich), также и в самом себе (an ihm), и, наоборот, то, что оно есть как бытие-для-иного, оно есть и в себе – в этом состоит тождество в-себе-бытия и бытия-для-иного, согласно определению, что само нечто есть тождество обоих моментов и что они, следовательно, в нем нераздельны» (Гегель. 1970. С. 182). Интересно, что Гегель в этой связи интерпретирует кантовскую «вещь в себе» как такое в-себе-бытие некоторого нечто, которое как его момент взято без его соотношения с моментом бытия-для-иного, т. е. такое в-себе-бытие, которое не может получить никакого дальнейшего определения, поскольку это определение уже было бы иным. Но истинный смысл в-себе-бытия состоит в том, что в нём нечто уже рефлектировано из своего бытия-для-иного. За счёт этого нечто и получает определение, в котором снимаются противоречия нечто.

Понятия инобытия и иного, категориально разработанные в логике, имеют важное значение для устройства гегелевской системы и в более широких контекстах. Так, с их помощью может быть предъявлено различие сознания и предмета, а также отношения самосознаний друг к другу в сфере являющегося знания, а также разъяснено становление духа для себя иным, благодаря которому он развивается и достигает своей действительности. Также и природа трактуется Гегелем как инобытие идеи, где она пребывает в своем «овнешнении». Отчасти именно благодаря Гегелю заявившая о себе ещё в Античности проблематика инаковости сохранила своё значение для современной философии. Однако по сравнению с гегелевским способом её концептуализации для современных разработок проблемы инаковости характерны (1) отказ от диалектического тождества нечто и иного, в-себе-бытия и бытия-для-иного в пользу самостоятельности инаковости и (2) редукция проблемы иного к проблеме другого субъекта.