Воспоминания очевидцев Тунгусского феномена
Воспоминания очевидцев Тунгусского феномена. Свидетелями разрушительного Тунгусского события стали несколько семей эвенков (тунгусов). Их опросом занимались геолог С. В. Обручев в 1924 г., этнограф И. М. Суслов в 1926 г. и минералог Л. А. Кулик (Обручев. 1925; Суслов. 1967. С. 21–30; Кулик. 1927. С. 399–402).
С. В. Обручев писал, что брат тунгуса Ильи Потаповича Петрова (Лючеткана) Иван «стоял как раз во время падения метеорита в этом районе [устье реки Дилюшмо], его чум взлетел на воздух, "как птица", олени частью были убиты падающими деревьями, частью разбежались» (Обручев. 1925. С. 39). Сильным испугом отделалась его жена Акулина и живший с ними Василий Охчен. В отчёте И. М. Суслов приводит рассказ Акулины об этом событии: «Вдруг кто-то сильно толкнул наш чум. <…> Не успели мы с Иваном вылезти и встать на ноги, как кто-то опять сильно толкнул… <...> Кругом был слышен шум... Вдруг стало очень светло… дул сильный ветер. Потом кто-то сильно стрелял… <...> Смотрю я на лес наш и не вижу его. Многие лесины стоят без сучьев, без листьев. Много-много лесин на земле лежит. На земле горят сухие лесины, сучья, олений мох» (Суслов. 1967. С. 21–22). Василий Охчен подтвердил рассказ Акулины: «Был слышен невероятно сильный продолжительный гром, и земля тряслась, горящие деревья падали, кругом всё было застлано дымом и мглой». Чум, в котором он находился, «взлетел на воздух, а вместе с ним и люди» (Астапович. 1951. С. 18).
В 30 км от эпицентра взрыва на реке Аваркитта оказались братья Налега, Чучанча и Чекарен из рода Шанягирь. Чучанча вспоминал: «...ударил гром. Это был первый удар. Земля стала дёргаться и качаться, сильный ветер ударил в наш чум и повалил его... <...> ...Лесины падают, хвоя на них горит, сушняк на земле горит, мох олений горит. Дым кругом, глазам больно, жарко, очень жарко, сгореть можно. Вдруг над горой, где уже упал лес, стало сильно светло… будто второе солнце появилось… глазам больно стало… И сразу же был… сильный гром» (Суслов. 1967. С. 23).
1–4 июня 1926 г. И. М. Суслов, как председатель Красноярского комитета содействия народам Севера, принимал участие в съезде 60 тунгусов, который проходил на стрелке реки Чуня. Эвенки рассказали ему о событиях 1908 г. и постигших их несчастьях: «…гром удары делал… Палил лес, лесины валил… <...> Лабазы. …Оленей, собак кончали, людей портили...». По их словам, погибли «Люрбуман, Иван Мачакугырь», брат Лючеткана руку сломал, шаман Уйбан потерял сознание и «помер на Лакуре» (Суслов. 1967. С. 30).
Илья Потапович Петров (Лючеткан), ставший в 1927 г. проводником экспедиции, поведал Л. А. Кулику о своём свате – Василии Ильиче (Онкоуля), который использовал район будущего бурелома под выпас оленей. «Это был богатый тунгус: он насчитывал до полутора тысяч оленей, имел в этом районе много лабазов [складов], в которых хранил одежду, посуду, оленье снаряженье и прочее. За исключением нескольких десятков ручных оленей, остальные ходили на воле в горах в районе р. Хушмо. Но налетел огонь и попалил лес; олени и лабазы погибли. Потом тунгусы ходили на поиски. От иных оленей нашли обгорелые туши, остальных не нашли вовсе. От лабазов не осталось ничего: всё сгорело и расплавилось, – одежда, утварь, оленье снаряжение, посуда и самовары; уцелевшими нашли только некоторые "котлы" (вёдра)» (Кулик. 1927. С. 401). Рассказ подтвердился в 1929 г., когда Е. Л. Кринов, участник экспедиции Л. А. Кулика, обнаружил один из этих лабазов с обожжёнными досками. Лючеткан подтвердил, что именно он строил его для свата. В том же году Е. Л. Кринов нашёл и остатки чума Налеги и его братьев (Кринов. 1949).
Крестьянин Семён Борисович Семёнов сообщал: «…на северо-западе образовалось, в момент, огненное воспламенение, от которого получился такой жар, что невозможно было сидеть, – чуть-чуть не загорелась на мне рубашка. <…> ...Такое воспламенение существовало очень мало; я успел только… посмотреть… После… сделалось темно, и в то же время получился взрыв, которым меня бросило с крыльца так, приблизительно, на сажень или больше, но я остался без сознания не очень большое время, я пришёл в себя и такой получается звук, что все дома тряслись и как будто двигались с места. Ломало стёкла и рамы в домах…». Рассказ С. Б. Семёнова подтвердил его сосед П. П. Косолапов. В то утро он вытаскивал щипцами гвоздь из наличника окна своей избы. «Вдруг ему что-то как бы сильно обожгло уши. Схватившись за них и думая, что горит крыша, он поднял голову и спросил сидящего у своего дома на крылечке С. Б. Семёнова: "Вы что, видели что-нибудь?" – "Как не видать", отвечал тот, "мне тоже показалось, что меня как бы жаром охватило". П. П. Косолапов тут же пошёл в дом, но только что вошёл в комнату и хотел сесть на пол к работе, как раздался удар, посыпалась с потолка земля, вылетела из русской печи на стоящую против печи койку заслонка от печи, и было вышиблено в комнату одно стекло из окна» (Кулик. 1927. С. 401).
Т. Н. Науменко, отбывавший политическую ссылку в селе Кежма на реке Ангара, так описал события того утра: «...была полнейшая тишина. <…> ...Вдруг послышался отдалённейший, еле слышный звук грома… [он] начал так быстро усиливаться… раздался первый, сравнительно небольшой удар… в тайгу летела… огненно-белая… масса в виде облачка, диаметром гораздо больше луны… ...После первого не сильного удара, примерно через две-три секунды, а то и больше... раздался второй, довольно сильный удар грома… ...Комка уже не стало видно… через более короткий промежуток времени… последовал третий удар грома, и такой сильный (как будто бы ещё с несколькими, внутри него слившимися вместе ударами, даже – с треском), что вся земля задрожала…» (Науменко. 1941. С. 119–120).