Рузбиха́н Бакли́, Рузбихан Бакли Ширази (روزبهان بقلی شیرازی) (1128, Феса, Иракский султанат Сельджуков – 1209, Шираз), знаменитый персидский суфий. Родился в г. Феса, на юго-востоке от Шираза, в среде проживавших в Фарсе горцев-дайламитов. В 25 лет оставил мир и удалился в горы около Шираза, где присоединился к суфиям. Информация об учителях мистика остаётся неопределённой. Сам Бакли называл своим первым наставником шейха Джамаль ад-Дина Абу аль-Вафа ибн Халиля аль-Фесаи. По другим сведениям, им был Сирадж ад-Дин Махмуд ибн Халифа, принадлежавший к братству казарунийа. Позднейшие биографы утверждали, что его наставником также являлся курдский мистик Джагир Курди, проживавший в Ираке близ Самарры. Согласно одному из свидетельств, в Васите получил хирку из рук Абу ас-Сафа аль-Васити. Странствовал по Хиджазу, Египту и Сирии. В Александрии учился у Абу ан-Наджиба ас-Сухраварди, оказавшего существенное влияние на появление братства сухравардийа. Затем возвратился в Шираз, где прожил всю оставшуюся жизнь, занимаясь воспитанием учеников, чтением публичных проповедей и написанием трактатов. Там основал братство рузбиханийа, пост главы которого после его смерти стал наследственным. Вскоре братство прекратило своё существование. Могила Бакли была обнаружена русским иранистом В. А. Ивановым (1886–1970) в 1928 г. и восстановлена Министерством культуры Ирана.

Является автором многочисленных сочинений по мистицизму: «Раскрытие тайн и разоблачение светов» («Кашф аль-асрар ва мукашафат аль-анвар»), «Невесты доказательства в истинах Корана» («Араис аль-баян фи хакаик аль-Куран»), «Беседа тайн через доказательство светов» («Мантик аль-асрар би-байан аль-анвар»), «Истолкование шатхов» («Шарх аш-шатхият»), «Жасмин любящих» («Абхар аль-ашикин»), «Послание святости» («Рисала-йи кудсийя») и пр. 

Особое значение имеет автобиография суфия, изложенная в сочинении «Кашф аль-асрар». В нём описывается визионерский опыт мистика, начиная с детских лет, его приближение к Богу и в конце концов неоднократное лицезрение Творца воочию в человеческом облике. В видениях мистику также являлись пророки, ангелы, святые.

Главные вопросы, занимавшие Бакли, – превращение любви человеческой в любовь божественную и единение мистика и Бога. Единение происходит вследствие духовного переживания, которое вызывает красота. Будучи одним из атрибутов Бога, она является атрибутом существования. Все вещи несут в себе отблеск божественной красоты. После очищения (танзих) человек в состоянии созерцать божественную полноту ангельского мира (малакут), к нему приходит единое видение множества. Сердце мистика становится зеркалом малакут. Он впадает в состояние запутанности (илтибас), отождествляемое с растворением в Боге (фана), созерцая как в зеркале множество вещей в едином Истинном (Боге). Поскольку запутанность является важнейшей чертой экстатического суфизма, Бакли называет суфиев «людьми запутанности». Влюблённый сам превращается в любовь. Это единение созерцаемого и созерцающего, свидетельствуемого и свидетельствующего и есть утверждение божественного единства (таухид). В отличие от таухида, которому учит шариат, это таухид для избранных (таухид-и хасс-и хасс). На обыденном уровне он аналогичен неверию (такфир) и ереси (зандака).

Любовь имеет три уровня: человеческий, духовный и божественный. Последовательно проходя эти этапы, мистик приближается к Богу.

Изначально Бог, извечный свидетель (шахид-и кидам), нуждался в объекте свидетельствования. Через проявление (таджалли) божественных атрибутов красоты (джамаль) и величия (джалаль) был создан мир. Реакцией на них являются соответственно расширение (баст) и сжатие (кабз) сердца мистика. В процессе нисхождения света проявления (эманации), разум манифестирует себя через дух, дух – через сердце, сердце – через природу. Это ниши света, в которых он отражается. Красота манифестирует себя в мире через такие объекты, как небо, солнце, зеркало, огонь, ветер, яблоня, фиалка, красный цветок. Мир материальный – невеста мира божественных истин. Процесс познания Бога называется раскрытием (кашф), совлечением материальных, тварных завес.

Особое место в учении Бакли занимает вопрос о вечности и её категориях. Ещё в предшествующей суфийской традиции сформировалось представление о безначальности (азаль) и бесконечности (абад), которыми Бог охватывает весь универсум. Бакли детально разрабатывает понятия безначальности, базирующейся на силе божественного предсуществования, и бесконечности – бесконечной вечности. Наряду с ними он использует более общий термин «вечность» (кидам) – безвременье. Этим понятиям противостоит временность (хадас), связанная с творением и существованием вещей.

Красота является откровением, которое несли в мир пророки – божественные самости (аян). Сочетав мусульманскую профетологию и ангелологию, Бакли создал иерархию, на которой построил свою космологию.

Обладая обширным визионерским опытом, подробно проанализировал механизмы практик общения с Богом. В момент медитации (муракаба) в сердце мистика нисходит свет «проявления» (бади). В отличие от краткосрочного и эфемерного «проявления» «посещение» (варид) входит в сердце и упрочивается там, соприкасаясь с самой потаённой частью (сирр, буквально «тайной»). Сирр является важнейшей составляющей человеческой природы, скрытой сущностью, находящейся между бытием и небытием. Экстаз (ваджд) определяется как сердечное постижение сладости встречи со светом предвечности. Центральное место в визионерской практике занимает свидетельство (мушахада) – «духовидение» Бога на уровне реального присутствия. Оно происходит в момент бодрствования, а не сна, как традиционные видения мусульманских мистиков – руя. Мистический опыт осуществляется на пограничье между растворением (фана) и пребыванием в Боге (бака).

Божественные истины могут быть выражены только в экстатических речениях (шатхах). В сочинении «Истолкование шатхов» Бакли собрал все доступные суфийские шатхи, от их зарождения до аш-Шибли, и разобрал всю встречающуюся в них терминологию, а также откомментировал основной труд аль-Халладжа «Китаб ат-тавасин».

Бакли называет шатхами даже мистические высказывания о Боге. Опираясь на наследие экстатических суфиев, он разработал принципиально новую топику, основанную на метафорических литературных образах. Она потеснила схоластическую терминологию классических суфийских трактатов и легла в основу традиции иранского суфизма, заговорившего языком поэтических жанров (Аттар, Санаи, Руми).