Гарринча – «Радость народа». Гарринча выделялся на футбольном поле своим желанием всегда действовать красиво и нестандартно – обыграть соперника, отдать пас партнёру, пробить по воротам. Только ради него на трибунах собиралась многотысячная торсида, с замиранием сердца ожидавшая момента, когда мяч попадёт к её любимцу. Гарринча чувствовал это и начинал своё соло – он мог по несколько раз обыгрывать одного и того же соперника, остановиться с мячом перед пустыми воротами и дождаться, когда к ним вернётся вратарь или защитник, чтобы под крики восторженной публики обыграть его ещё раз. Так это было, например, в товарищеском матче сборной Бразилии с итальянской «Фиорентиной» в канун Шестого чемпионата мира по футболу в Швеции (1958). Подобные выходки футболиста злили тренеров команды, но доставляли удовольствие болельщикам, прозвавшим его «Радость народа» (португ. Alegria do povo). Добрый, наивный, раздражающий некоторых специалистов своей неспортивной фигурой, Гарринча был непохож на других футболистов. Он действовал против традиций и правил, но всегда как бы творил на поле, играл азартно и вдохновенно, потому что футбол никогда не был ему в тягость. Он был готов терпеть грубость соперников, выговоры от тренеров, нападки журналистов, но никогда не изменял себе, продолжая терзать соперников бесподобным дриблингом.

О том, сколь велика была любовь торсиды, свидетельствует эпизод, случившийся на закате его спортивной карьеры, когда появилась информация, что едва оправившийся от травмы Мануэл Франсиску дус Сантус (известный всему миру как Гарринча) примет участие в матче бразильских команд «Фламенго» – «Васко да Гама». Желая вновь увидеть на поле своего кумира, люди штурмовали кассы и раскупали билеты. Людское море хлынуло на трибуны…

Старожилы «Мараканы» утверждают, что такого безумия, как в тот вечер – 30 ноября 1968 года, этот крупнейший стадион мира не видел ни разу за все восемнадцать лет своей истории.

Когда диктор объявил составы команд и торжественным баритоном произнёс: «Номер седьмой – Гарринча!» – трибуны исторгли нечто такое, что даже трудно назвать криком радости. А когда Мануэл появился из тоннеля в красно-чёрной футболке «Фламенго», извержение восторга, казалось, достигло высшей точки. Взлетели ракеты, грохнули петарды, окутав ночные трибуны дымом. И жаркий летний (в ноябре в Бразилии кончается весна!) ветер колыхнул громадное полотнище – «Гарринча – радость народа! Бразилия приветствует тебя!». Но это было ещё не всё…

Начался матч. И вскоре пришёл великий момент, который торсида ждала долгие годы. Мяч был послан на правый фланг. Гарринче! Когда он обработал его и замер в своей обычной позе, чуть согнувшись, лицом к лицу с левым защитником «Васко» Эбервалом, трибуны вдруг застыли в молчании, охваченные тревожным, томительным ожиданием. А через секунду, когда Гарринча своим изящным, знакомым и всё столь же неожиданным финтом стремительно обыграл Эбервала, случилось то, что я не берусь описывать. Я до сих пор не понимаю, почему от этого вулканического, термоядерного рёва стадион не рухнул, не провалился под землю, не рассыпался на куски.

 Матч продолжался под этот аккомпанемент, который, вероятно, можно услышать только на «Маракане». Никого не интересовал конечный результат встречи, никто не хотел видеть остальных игроков. Торсида с каким-то ожесточённым упорством, с остервенением скандировала одно и то же имя: «Га-ррин-ча! Га-ррин-ча!» (Фесуненко И. С. Пеле, Гарринча, футбол... Москва, 1990. С. 107–108). 

Гарринча был не только кудесником мяча, но и удивительным человеком, тонко чувствующим любую несправедливость как на футбольном поле, так и за его пределами. Только он, оставшись перед пустыми чужими воротами, мог выбить мяч за пределы поля, когда видел, что один из игроков команды соперника получил травму и нуждается в помощи, как это было в матче «Ботафого» – «Флуминенсе», состоявшемся 27 марта 1960 г. (в современном футболе поступок Гарринчи – один из основополагающих принципов т. н. фэйр-плей – см. Приз честной игры ФИФА). Только он, заметив в окно отеля столпотворение в одном баре и пустоту в соседнем, мог спуститься на улицу, чтобы побродить перед окнами преуспевающего заведения и увести за собой посетителей к тоскующему за барной стойкой хозяину другого, после чего этот бар становился культовым местом города, а столик, за которым сидел Гарринча, и чашечка, из которой он пил кофе, расценивались как реликвии.

Гарринча не умел копить деньги и не просил руководство клуба о повышении гонорара даже тогда, когда другие зарабатывали на нём миллионы (один только вышеупомянутый матч с «Васко-да-Гама» принёс в кассу «Фламенго» 100 тыс. крузейро). Он не мог отказаться от общества красивых женщин и от бутылочки рома после тренировки. Он жил так, словно играл в футбол, – ярко, красиво, иногда безрассудно. Его не щадили соперники, стараясь любыми средствами вывести из игры, и порой у него просто не было денег на лечение тяжёлых травм. Он не хотел мириться с тем, что карьера близится к концу и старался как можно дольше оставаться «в обойме». Играл за небольшие бразильские клубы, затем пересёк океан и в Европе соглашался выступать даже за любительские команды университетов, получая небольшой гонорар за каждый сыгранный матч. По подсчётам футбольных статистиков, уже завершив карьеру профессионала, он провёл ещё около 500 матчей за любителей. Гарринча сыграл свои последние матчи в декабре 1982 г., а 20 января 1983 г. умер.

В памяти болельщиков он навсегда остался «Радостью народа», как и назывался первый посвящённый ему документальный фильм: «Гарринча – радость народа» (1962).